— Вижу, — закивал Крымов, преувеличенно радуясь «великим» открытиям эксперта.
Александр Иванович к криминалистической науке относился с заметным скепсисом. Однажды он увидел, как кассир в крупном универмаге, произведя какие-то расчеты на микрокалькуляторе, тут же проверила их на счетах. Конечно, это было и смешно, и не современно. Но Крымов подумал, что кассир, возможно, прав. Деньги — дело серьезное. А если у калькулятора батарейки сели или какие-нибудь элементы барахлят? А? И куда деть тот случай двадцатилетней давности, когда с целью грабежа в квартире были убиты старик со старухой, а эксперты, проводя следственный эксперимент, утверждали, что семнадцатилетний внук убитых — он спал в соседней комнате — обязательно должен был слышать все происходящее, и на этом основании был взят под подозрение, и коллега Крымова, слава богу, давно изгнанный из органов, в течение десяти часов «уговаривал» паренька признаться в соучастии, обещая попеременно то немедленную свободу, то пожизненную каторгу. А потом с пареньком долго возились невропатологи и психиатры. Помнил тот случай Крымов. Не забывал.
— Какие еще можно сделать выводы? — риторически вопрошал Лукин. — Все письма напечатаны очень аккуратно. Сила удара по буквам одинаковая. Это свидетельствует, что все это дело рук профессиональной машинистки или человека, которому регулярно приходится печатать. Я также хотел высказать одно предположение. Но подчеркиваю: это предположение, не более того. Текст исполнен женщиной.
— Почему? — не удержался от вопроса Крымов.
— Во-первых, редко кто из мужчин столь аккуратно печатает. Во-вторых, сила удара незначительная. Вот посмотрите на обратную сторону всех этих писем. Если предположить, что они печатались даже в нескольких экземплярах, то все равно на обратной стороне при более сильном ударе были бы видны следы букв. А их нет. Удары по клавишам были легкими, женскими.
— Павел Васильевич, а что скажете по поводу отпечатка пальца на анонимке от 16 июля 84 года?
— Да я вам тут все написал, — сказал эксперт, протягивая Крымову листок бумаги. — Это след от ленты для пишущей машинки. И оставила его, судя по всему, машинистка, когда ленту меняла. Это подтверждается и тем, что начало письма напечатано на более сухой ленте. Позволю себе совет.
— Да-да, — нетерпеливо проговорил Александр Иванович, одним из лозунгов которого было: «Слушай любые советы, даже самые идиотские. Поиски контраргументов могут привести к оригинальной идее».
— Обратитесь в наш вычислительный центр. Вдруг исполнитель анонимок проходил по какому-нибудь делу, и его «автограф» есть в нашей картотеке…
Ну, если это можно назвать советом, то он разве что сродни: «Мойте руки перед едой». И Крымов отправился в вычислительный центр, ни на что не надеясь.
След, оставленный на письме анонимщиком, увеличился до размера телеэкрана, плавно превращаясь из позитива в негатив.
Сотрудник вычислительного центра в форме лейтенанта милиции печатал на клавиатуре программу для ЭВМ.
Потом нажал на какие-то кнопки, повернулся к Крымову:
— Через 30 секунд будет ответ.
Они оба молча вглядывались в голубизну телеэкрана. Наконец, раздался негромкий щелчок, — и по экрану побежали строки: «Добрый день, товарищ Крюков! На ваш вопрос отвечаю отрицательно».
Сотрудник вычислительного центра быстро отстучал: «Спасибо». И это слово тоже появилось на экране.
«Всегда к вашим услугам», — побежала строчка в ответ.
Он экран выключил.
— Спасибо, товарищ Крюков, — говорил Крымов, пожимая руку лейтенанту, — какая замечательная машина. Поучиться бы кое-кому вежливости у нее.
— Жаль, что ничем не смогли вам помочь.
— А как мне жаль, — закивал Крымов. — Я так рассчитывал на вас…
После обеда Александр Иванович предавался размышлениям в своем кабинете.
Беда в том, — говорил себе Крымов, что сеть, которую ты забросил, имеет слишком уж большие ячейки и захватывает слишком уж обширную территорию. Но на проверку, возражал он себе, ячейки не такие уж в ней огромные. Оказалось, что за два месяца, предшествовавшие появлению первой анонимки, из треста был уволен всего один человек. Трое ушли по собственному желанию. Герман Михайлович Ершов с повышением в министерство. И скорее всего никаких мотивов для написания анонимок на Мельникова у него нет, не было и быть не могло.