Выбрать главу

— Все люди, работающие в тресте, с которыми я до вас встречался, а их было немало, придерживались противоположной точки зрения.

— Они заблуждались, — он лихорадочно поправил очки, проверил складку на брюках.

— В чем?

— Вернее, в ком, — поправил Крымова Сазонов. — В Мельникове. Он хороший специалист, замечательный человек. Любимец коллектива. В общем, отец родной. Но морально устарел. Он принадлежал к той, уже уходящей формации директоров, для которых завод — это он, комбинат — это он, трест-это он. И это правда. Когда Мельников болел, к нему ведь по поводу каждой бумажонки бегали. Умер — трест лихорадит, потому что всех отучил от самостоятельности. Все брал на себя.

— Но я знаю, — сказал Крымов, — что анонимщики выбирали другие темы для нападок на него.

— Конечно, — подхватил Сазонов. — До недавнего времени за плохую работу, за ее развал с постов вообще не снимали. Вот за аморалку — дело другое.

— Я думаю, вы несколько преувеличиваете. Но не об этом сейчас речь. Уверен, что вы наверняка не раз задавали себе вопрос — кто и за что мог писать анонимки на Мельникова?

Сазонов ответил не сразу. Шевелил губами, словно заранее проговаривая те несколько фраз, которые собирался сказать.

— У нас все думали об этом. Я — не исключение. Но ответа не находил. Явных врагов у Владимира Ивановича не было.

— А тайных?

Сазонов впервые улыбнулся:

— А это, как говорится покрыто мраком неизвестности.

— Значит, никаких соображений нет?

— Увы. Но я думаю, — после паузы сказал Алексей Васильевич, — что сам Мельников, если и не знал, кто на него строчит, то догадывался.

— Почему вы так решили?

— Во время работы очередной комиссии Мельникову дали прочитать одну из анонимок. Я при этом присутствовал. Видеть все это было тяжело. Он читал, держась за сердце. Вздыхал. Потом стукнул ладонью, сказал: «Ах, ты гад ползучий! Крокодил несчастный».

— А что «Крокодил» — это чья-то кличка?

Сазонов посмотрел на Крымова так, словно только сейчас впервые его увидел. Чему-то тихо засмеялся. Сказал:

— Я сейчас хожу на курсы английского языка. Там преподают по довольно своеобразной системе. Мы все время играем в какие-то игры. И вот на днях один паренек — он изображает частного детектива, хотя в жизни он, конечно, не сыщик и не следователь, а судя по всему, спортсмен, — стал обвинять меня в совершении преступления. И как-то втянул меня в эту дурацкую игру. И вот невольно я стал рассказывать ему историю, происшедшую с Мельниковым. Конечно, не называя фамилии. И вспомнил про Крокодила.

— Стало быть кличка?

— Видите ли, среди строителей хватает матерщинников. Даже среди начальников. Но Мельников никогда не ругался. Интеллигент. Если он уж очень был кем-то недоволен, вот тогда и говорил с чувством: «Ах, ты гад ползучий! Крокодил несчастный!»

— Ну и что? — спросил Крымов. — Мельников прочитал анонимку и назвал так ее автора. Что из того?

— А то, что потом он добавил: «Как же я тебя, Крокодилище, раньше не разглядел? Как же я крокодильим слезам твоим поверил?» Ну, как — означает это, что он знал анонимщика?

— Похоже на то, — ответил Александр Иванович. — Да только нам от этого не легче…

Агеев решительно пересек комнату, положил руку на плечо человека, стоявшего к нему спиной. Сказал:

— Вы арестованы!

Мужчина обернулся. Это был Кирилл Викторович Хрунин — он же Дик Ричардсон, который оживленно беседовал с Кэтрин Гринвуд.

— Мисс Гринвуд, — сказал Ник Адамс, — я хотел бы поговорить с арестованным с глазу на глаз.

— Как говорится, напор и натиск, чтобы не дать опомниться, — язвительно заметил Ричардсон.

— Что ж, не смею вам мешать. — И мисс Гринвуд отошла к архитектору Майклу Флинну.

— Вот мы и встретились, мистер Ричардсон, — частный детектив улыбался.

— За что вы меня арестовали?

АДАМС. — Здесь вопросы задаю я.

РИЧАРДСОН. — Приму к сведению.

АДАМС. — Кто вы по профессии?

РИЧАРДСОН. — Я был летчиком и водителем автобуса, каменщиком и боксером…

АДАМС. — Я вижу, вы мастер на все руки.

РИЧАРДСОН. — Это действительно так, потому что я — артист.

АДАМС. — Играете королей и шутов?

РИЧАРДСОН. — Да.

АДАМС. — Инженера и начальника отдела?

РИЧАРДСОН. — Совершенно верно.

АДАМС. — А кого по совместительству?

РИЧАРДСОН. — На совместительство у меня нет времени.

АДАМС. — А никогда не хотелось сыграть убийцу?