– Несомненно, – энергично кивнув, согласился Гарри.
Это был вопрос, в котором они с отцом сходились прочно. Измена – самое отвратительное из преступлений, потому что она бьет по священной особе монарха и подрывает богоданный порядок в мире.
– Королей все обязаны слушаться, – продолжил отец, – так велел Господь, и слушаться беспрекословно. Король имеет право ожидать такого же почитания и послушания от своих подданных, какие сам проявляет к Богу, так как закон короля есть Закон Божий, а королевские исключительные права – это Господня воля, проявляющая себя в воле короля. Поэтому король не может поступать неправильно, а измена – это самое серьезное преступление, и за нее нужно карать самым суровым образом для примера и в устрашение другим.
Гарри снова кивнул. Он знал, какое ужасное, но справедливое наказание закон предусматривал для предателей. Их тащили на волокушах от тюрьмы до места казни, так как считалось, что они недостойны идти по земле, затем душили до полусмерти путем повешения, потом, еще живыми, резали, кастрировали и потрошили и наконец обезглавливали, а головы и четвертованные тела выставляли на обозрение публики в качестве спасительного предостережения тем, кто впредь задумает совершить измену. Пэрам королевства король обычно заменял эту позорную казнь на отсечение головы.
Для себя Гарри решил, что, когда настанет его время, будет обходиться с изменниками сурово. Он не собирался терпеть постоянное ощущение угрозы, терзавшее отца на всем протяжении его правления, или попустительствовать вымогательству таких хватких людей, как Ричард Эмпсон и Эдмунд Дадли, которые служили королю с подрывавшей репутацию короны жестокостью. Он нагонит благоговейного страха на своих родовитых подданных и подчинит их себе, так что они не посмеют ополчиться против него и будут исполнять его волю.
Король зашелся кашлем. В последнее время Гарри заметил, что лицо отца осунулось и на нем залегли глубокие морщины, в глазах появились печаль и обреченность. Раньше ему никогда не приходило в голову, что отец может чувствовать себя одиноким. Поговаривали, будто он близко сошелся с прекрасной вдовой Уорбека, леди Кэтрин Гордон, которая когда-то служила у матери, и до появления слухов о его возможной женитьбе на королеве Хуане люди судачили, что король-де хочет взять леди Кэтрин в жены. Однако Гарри не особенно доверял слухам. Отца скорее затребует могила, чем брачная постель, если судить по тому, что он видел у себя перед глазами. Ему было почти жаль своего родителя.
На заседании Совета Гарри ерзал на месте, с трудом сдерживая раздражение. Никаких разговоров об интересе отца к Хуане больше не велось, но и сам Гарри ничуть не приблизился к желанному браку. В последние несколько месяцев от него требовали присутствия на этих скучнейших собраниях, дабы он ознакомился с работой правительства, но эти занудные старики бубнили что-то бесконечно долго. Неужели нельзя закончить побыстрее, тогда он мог бы пойти на ристалище. За окном такой прекрасный весенний день, а ему приходится сидеть взаперти в этой душной комнате, где жарко пылает огонь в камине, потому что отца бьет озноб. Гарри усиленно гнал от себя дремоту.
Вдруг он навострил уши.
– Что касается женитьбы принца, – говорил король, – отношения с королем Фердинандом заметно ухудшились, и я намерен возобновить переговоры с императором Максимилианом о браке его высочества с Элеонорой Австрийской. Мой сын едва ли имеет большую склонность к женитьбе на принцессе Екатерине. Кроме того, законность их союза все равно будет вызывать сомнения.
Гарри сердито глянул на отца. Едва ли имеет большую склонность? С чего это он взял?
Принц ничего не сказал. Какой смысл, если король в любом случае настоит на своем. Вместо этого Гарри, вырвавшись наконец на улицу, выпустил пар на ристалище и сбивал с седла одного противника за другим. Когда-нибудь он получит свободу и будет сам себе голова.
Однажды прекрасным летним днем Гутиер Гомес де Фуэнсалида, новый посол Фердинанда, подошел к Гарри, когда тот играл в шары со своими юными джентльменами. Увидев, что его ожидает дородный, почтенный с виду испанец, Гарри оторвался от своего занятия, и они вместе стали прогуливаться по посыпанной гравием дорожке между клумбами с розами.
– Ваше высочество, вы, вероятно, понимаете, что король Генрих находится в последней стадии чахотки, – робко начал посол.
– Да, – ответил Гарри, хотя на самом деле не вполне сознавал, насколько тяжело болен отец.
Фуэнсалида прочистил горло.
– Это деликатное дело, ваше высочество. Мой государь считает, что негоже настаивать на вашем браке с принцессой Екатериной, пока король жив, но я должен заверить вас в великой любви, которую питает к вам король Фердинанд. Он велел мне сказать, что вы можете рассчитывать на него и его королевство во всем.