- Я пыталась... Я всегда была с ней, я просто...
- Предпочла шпионить издалека и не вмешиваться. Ведь как только случилось что-то действительно важное, ты примчалась в Мистбург.
- У меня... – она вдруг резко замолчала, не договорив, и прислушалась.
- Что у тебя, Венни?
- Ин, сюда идут.
- Кто? – насторожился он.
- Не бойся, - она тихо засмеялась, и Иоанну показалось, что Ювенария рада сменить тему. - Всего лишь твои друзья.
- А ты здорово поднаторела в ментальной магии, как я посмотрю, - фыркнул он.
- И не только в ментальной, - гордо вскинула голову женщина. - У меня двенадцатый уровень, Ин. Я сильный маг.
- Вот только хвастаться не надо, дорогая. Я никогда и не сомневался в твоих силах.
- Я хотела стать достойной тебя. Только и всего.
- Венни! – он подошел и обнял ее. - Ты самая достойная из всех, кого я знаю. И всегда была такой. Разве это для тебя новость?
- Я так соскучилась! – на мгновение она уткнулась ему в грудь, но за дверью послышались шаги. - И теперь мне опять не будет покоя от твоих обормотов!
ИНТЕРЛЮДИЯ
Верховный жрец сверлил взглядом юношу, доставленного послушниками, и все существо храмовника восставало против этой нелепой пародии на кубра. Низкорослый, коренастый, с грубыми, словно высеченными из камня чертами лица, этот парень просто не мог, не имел права быть порождением Ткачихи Судеб. Уродец! Настоящий уродец! Для их расы, достигшей совершенства, такая генетика просто непростительна. Одно слово – квартерон. Старый клирик не знал, четверть какой крови течет в жилах этого существа, но был уверен, что чего-то чудовищного. Не нравился жрецу этот мальчишка и то, как независимо, даже презрительно он себя держал. Но еще больше не нравилось, что Оракул назвал именно его имя. Подобные прямые указания от глашатая богини пугали верховного.
Много сотен лет прошло с тех пор, как в последний раз Оракул так четко формулировал волю Ткачихи Судеб. И всегда жрецы знали, куда ведут Ее пути. Но вот уже лишь знатоки летописей помнили, когда слова глашатая Ее воли в последний раз касались судьбы всех живущих, а не только дел храмовых. Да и в них богиня вмешивалась, чем дальше, тем реже. Жизнь утекала из прорех в истлевшем Гобелене Мироздания, делая саму Ткачиху слабее с каждым днем. Храмовники больше не правили миром от ее имени. Их гордая каста теряла силу и власть, как терял магию Храм, как теряла остатки могущества сама Ткачиха. Ничто больше не занимало ее, даже жизнь и благополучие верных жрецов. Правда, лет сорок назад Ткачиха вдруг потребовала, чтобы храм щедро одарил ревностную прихожанку за служение. Сумма была названа до странности большая, а та самая прихожанка, получив деньги, вдруг навсегда исчезла из храма. Верховный жрец готов был послать на поиски предательницы лучших своих бойцов, ведь вероломство во все времена каралось смертью. Но кто бы ни была та женщина, богиня всеми остатками своих некогда великих возможностей воспротивилась тому, чтобы храмовники нашли и покарали лгунью за неуважение к ней самой. Уже тогда у жреца родилась крамольная мысль, что богам, как и смертным свойственно старческое слабоумие. И вот теперь этот призыв и никаких объяснений: «Ткачиха Судеб хочет говорить с Габриэлем-квартероном из рода Сэтс», - сообщил оракул. Богиня. Сама. И это тоже пугало.
Заставив себя не думать об уродстве мальчишки, жрец выпрямился, отвел в сторону руку с посохом и глубоко вздохнул. Но сконцентрироваться не получилось. Остатков божественной маны даже здесь, в храме, не хватало на поддержание должного для обрядов уровня сосредоточения. Верховный привык к этому. Сейчас, как и всегда, он мог лишь делать вид, что вещает голосом Оракула.
- Тебя призвала Богиня Мира, великая Ткачиха Судеб, Габриэль из рода Сэтс. Она будет говорить с тобой, - слова прозвучали торжественно, словно требуя проникнуться важностью момента, но Верховный и сам чувствовал, что им не хватает ни веры, ни магии.
И уж тем более они не вызвали уважения у странного гостя Ткачихи Судеб. Юный босяк пожал плечами, сплюнул на пол и усмехнулся.
Глава вторая
* * *
События понеслись с запредельной скоростью. Приступы у Эммы начали повторяться все чаще и становились все страшнее. На четвертый раз, когда тени в комнате стали материализовываться в каких-то монстров, Ким сдался и, скинув одежду, вдавил девушку в матрас своим телом. Аква была права, это оказалось намного действенней. На этот раз Эмма успокоилась почти сразу, тело ее стало податливым, прильнуло к телу мужчины, и Ким, как ошпаренный, вылетел из-под одеяла.