- Была рада познакомиться с вами обоими, - приветливо проворковала Фиона. - И, разумеется, с вами, господа, - она изобразила что-то вроде реверанса в сторону форнита и гремлина. - А теперь нам пора.
Экран погас. Скандалист и Пушистик мечтательно взирали в пространство, застыв на спинке дивана. Ким посмотрел на Эмму.
- Спать? – полувопросительно произнес он.
- Да? – удивленно отозвалась девушка, поправляя на груди норовящее сползти полотенце.
- Нет, - он решительно притянул ее к себе и поцеловал.
- Ким? – Эмма слегка отстранилась.
- Что?
- Тебе не кажется, что мы здесь все-таки не одни, - она кивнула на сущности.
- Кажется. А еще кажется, что я начинаю ненавидеть диваны, - ответил он и подхватил ее на руки.
* * *
Декану Дарбли казалось, что гулянье никогда не кончится.
По прибытии домой он едва успел засвидетельствовать свое почтение вождю и верховному шаману, подать прощение об аудиенции у королевы Фионы, а потом началось. Сначала потянулись родственники с чадами и домочадцами, и Матушка Дирлая засуетилась у очага, а братцы Гридли и Маргли выкатили первые бочонки с гномьим самогоном. Потом стали подходить старые знакомые и друзья детства, потом... Потом застолье перестало помещаться в семейной большой зале и плавно переместилось в ярмарочный чертог. А гости все шли и шли, и оседали за необъятным столом. И все они вели с собой дочерей, сестер, племянниц и своячниц. Молодых и не очень, красивых и сереньких, богатых и бедных, знатных и приблудных, добрых и склочных, хозяйственных и карьеристок. Дарбли понимал, что это смотрины. Он все пытался запомнить и вычленить хоть одно лицо из бесконечной вереницы невест и соотнести его, по меньшей мере, с половиной описываемых достоинств. Но гномок было много, а он один. Постепенно, разбавленные самогонным дурманом, они слились в сплошной поток, как и дни, проведенные в попойке. Декану казалось, что он сидит за этим столом уже не меньше недели. Иногда он засыпал лицом на скатерти, а потом, проснувшись, обнаруживал, что вокруг ничего не изменилось. И снова мелькали лица, имена, поклоны, домотканые юбки, кожаные фартуки, улыбки и кокетливые взгляды.
В мгновения относительной трезвости Дарбли проклинал себя за то, что почти век не наведывался домой. Когда-то молодой талантливый гном, попав в Мистбург, обалдел сначала от потрясающих подземелий и прочих замкнутых пространств Университета, а потом, когда пообвыкся на поверхности, влюбился и в сам город. Поначалу, как все гномы, Дарбли сидел по несколько лет на каждом курсе. Зная особенности мышления всех рас, преподаватели делали скидки на специфику восприятия, и Дарбли все равно считался одним из лучших студентов. А потом этот самый статус свел его с Игнатием и Иоанном, и талант и интеллект гнома заблистали на общем фоне еще ярче. Благодаря друзьям у Дарбли открылся новый взгляд на мир и народы в нем, и космополитизм воззрений сменил местечковость гномьих традиций. Университет стал для декана домом в значительно большей степени, чем родные подземные чертоги. Не то, чтобы Дарбли забыл свой клан. Гномам вообще не свойственно забывать что-либо. Но последние лет двадцать, с тех пор, как возглавил факультет трансфигурации, он уже не мог представить себе жизнь в общине. Пока не начали разворачиваться предсказанные события, декан гнал от себя мысли о долге перед драконами. Перспектива жениться маячила впереди чем-то обязательным, но далеким. Дарбли знал, что рано или поздно это должно случиться, что нужно съездить в клан и уладить, наконец, не слишком беспокоящие личные дела, но всегда находилось что-то более важное и актуальное. Жизнь в Университете, обязанности декана и проректора по воспитательной части затягивали, кружили в суете и рутине, отодвигая на задний план данное некогда обещание. Но вот прозвучало прямое указание драконов: «Пора платить по счетам!», и Дарбли ни на мгновение не пришло в голову с этим не согласиться. И только попав на родину, он понял насколько успел отвыкнуть от такой жизни.
Гномы не отмечали памятных дат, не праздновали дней рождения и прочих столь любимых другими народами праздников. Даже поклонение богам считалось у них личным делом каждого и потому никогда не отличалось ни помпезностью, ни массовостью. Единственное, что могло послужить поводом для всеобщего сборища и народного гуляния, это победа в битве (чего не наблюдалось уже давно даже по историческим меркам) или прибытие гостя. Но тут уж отрывались по полной. Вот этого-то декан и не учел, обещая друзьям не задерживаться больше двух недель. Как-то не пришло ему в голову, что, выбери он себе невесту прежде, чем увидит и познакомится со всеми девицами и дамами, клан такой поспешности не поймет и не одобрит. А выбирать, положа руку на сердце, не хотелось, да и не моглось. Короткие светские беседы с претендентками звучали не лейтмотивом, а фоном к воспоминаниям юности и заботливому квохтанию матушки Дирлаи. От того и пропускал Дарбли далеко не все застольные здравицы, а лишь ту их часть, которую удавалось проспать. И хотя сивушные миазмы не шли ни в какое сравнение с изысканными ароматами коллекционного бренди господина Ректора, это все же было лучше, чем нескончаемое щебетание озабоченных замужеством гномок.