Габриэль давно разучился бояться, потому что нет смысла бояться того, что все равно произойдет. Его мир умирал, умирал уже долго, и, будучи пессимистом и циником, Габриэль был уверен, что именно на его поколении должна обломиться эта палка. Так какая разница, как завершить путь: одному или со всем миром.
Жрецов Габриэль не боялся тоже. Те времена, когда они наводили ужас на паству, давно канули в Лету. Когда мир был в силе, в силе была и правящая им богиня, и у нее находилось чем поделиться со своими адептами. Но и это время ушло безвозвратно. Если мир умирает, значит, богиня либо тоже мертва, либо решила от него отвернуться. Так чего же бояться клириков, раздувающихся от важности на пустом месте?
Другое дело сам Храм. Хоть и изрядно облинявший за годы и столетия медленного увядания, он все еще поражал воображение летящими ввысь резными стрельчатыми сводами, изысканными барельефами, застывшими живой музыкой скульптурами. Габриэлю доводилось слышать от бабушки, что прежде искусные порождения великого волшебства создавали здесь ощущение движения, невнятного присутствия, тайной жизни, что вела Ткачиха Судеб, вплетая нити в Гобелен Мироздания. Но сейчас даже Храму не хватало маны, чтобы поддерживать произведения магического искусства. Лишь изредка можно было заметить кое-где всполохи давно погибшей ворожбы. Эстет в душе Габриэля горько скорбел об этой утрате. Гениальные произведения, будь то магии, живописи, ваяния или композиции, оставались единственным, об исчезновении чего юноша еще способен был горевать. Мир мог лететь – да и летел – в тартарары вместе со всеми богами и их приспешниками, но великие шедевры, по мнению Габриэля, заслуживали вечной жизни. И раз уж пришел сюда, он старался насладиться дивным зрелищем, доступным далеко не каждому простому кубру.
Шедевры создавал ты на века,
Пытлив был взгляд, была тверда рука.
Но коль века приходят к завершенью,
Увянет с ними мудрость чудака.
Вспомнились юноше строки горячо любимого Оага Шахефа, поэта, жившего несколько столетий назад, в начале эпохи гибели мира. Несомненно, он был провидцем! Вот ведь вянут творения чудаков, считавших, что созидают свое бессмертие.
Габриэль снова оглянулся по сторонам, всматриваясь в своды бесконечной анфилады лоджий, идущих по периметру нефа. Сумрак мешал различить детали, но больше всего раздражали высокие фигуры стражников, которые зачастую застили обзор на изысканные творения древних мастеров. Да к тому же путь себе храмовые громилы освещали старомодными коптящими факелами, и их неверный свет, дробясь на изящных изгибах скульптур и орнаментов, не давал разглядеть все в деталях.
Габриэль покосился на молчаливых храмовников, обступивших его со всех сторон. Возможно, когда-то давно, подобное шествие могло загипнотизировать несчастного призванного своей торжественностью. Но сейчас, в наше время... Габриэль с трудом сдержал смех, глядя на эти рожи, исполненные собственной значимости. Чад от факелов щекотал в носу, и сдерживаться становилось все труднее и труднее. Чихнуть, что ли? Вот ведь, подвинутые на традициях идиоты! Нельзя было факелы на неонки заменить?
Габриэль совсем уж было собрался подергать за рукав одного из жрецов и задать какой-нибудь дурацкий вопрос, чтобы разрядить обстановку и убрать с физиономий это возвышенно-торжественное выражение, как процессия остановилась. Шедшие впереди жрецы сдвинулись сначала в стороны, а потом назад, и юноша оказался перед высоченной резной аркой. Все ее пространство было словно затянуто маревом, по которому пробегали веселенькие разноцветные искорки, игриво подмигивая гостям. И за ним ощущалась мана. Много маны. Так много, что едва ли кто-то из ныне живущих мог представить себе подобное. Габриэль невольно подался назад, ослепленный этим изобилием.
- Дальше ты пойдешь один, Габриэль из рода Сэтс, - прозвучал за спиной чуть насмешливый голос Верховного Жреца.
Глава третья
* * *
Игнатий птицей влетел в приоткрытую форточку и, ударившись об пол, восстановил человеческую ипостась. Мало, кто знал, о существовании этой небольшой, всего метров десять, семигранной комнатки за кабинетом Ректора. Даже Одетта могла лишь догадываться, что здесь есть еще одно помещение, но она работала в Университете с тех времен, когда сам Нат был студентом, и давно знала, как вредно проявлять в этих стенах излишнее любопытство.
Это была комната многих тайных выходов, тайных путей и тайных встреч. Встреч с драконами. Минималистичный интерьер не обременяло ничего, кроме письменного стола с несколькими фолиантами и кристаллами памяти на нем, удобного кресла и дверей. Дверей было семь и, если смотреть снаружи, большинству следовало бы выходить прямо в небо. За каждой из шести из них располагался небольшой тамбур с еще тремя дверями. А сколько их было дальше, Игнатий так и не выяснил. До сих пор Великая миловала его и в этом не возникало необходимости. Драконы сами приходили сюда из разных частей планеты. Приходили и приносили книги и кристаллы, которые он просил, или которые они сами считали нужным ему дать.