- А поделиться весельем с остальными не хотите? – процедил Ким.
- Да мы тут о своем, о девичьем, - хихикнула Эмма.
- Я бы даже сказал, об интимном, - подтвердил Генка и придвинулся к ней еще ближе.
Неизвестно, что взбесило Кима больше. То, что они оба себе позволяют, или то, что позволяют это при ребенке. Он взглянул на Шурочку. Девушка с невозмутимым видом помешала чай, поймала его взгляд и улыбнулась. Потом посмотрела на эту парочку и тоже захихикала. Генка послал ей воздушный поцелуй. Эмма подмигнула. Происходящее не поддавалось никакой логике.
Ким все больше утверждался во мнении, что это какой-то злой розыгрыш. Следовало бы расслабиться, позволить спектаклю продолжаться, и не поддаваться при этом на провокацию. Но смотреть на милующихся Генку с Эммой становилось все труднее. Еще сильнее выводило из себя то, что, все, кажется, воспринимали происходящее, как должное. Включая саму Эмму. Куда, черт возьми, подевалась Аква? Уж она бы сумела навести порядок в этом сумасшедшем доме.
Ким тихо закипал. Умом прекрасно понимая, что сам на себе затягивает петлю, он продолжал лелеять вспыхнувшую ревность, следя за каждым движением Генки и Эммы. Вместе с ревностью разрасталась глупая детская обида. Его наказывали ни за что.
Больше всего он злился сейчас даже не на Генку с Эммой, а на Шурочку. Уж перед ней-то Ким точно ни в чем не был виноват. Или по-детски оскорбилась, что уделял ей мало внимания в последние дни? Это не имело значения. Мужчина из последних сил делал вид, что происходящее его не касается, но ярость медленно, но верно сметала остатки разума. Хотелось сделать что-то такое, чтобы стереть это насмешливое веселье с их лиц. Всегда старательно контролировавший свои эмоции, Ким вдруг осознал, что совершенно не желает сдерживаться. И вместо того, чтобы ужаснуться, обрадовался. Рыжая бестия сама раздула этот пожар, так кто он такой, чтобы не пойти ей навстречу? Долг гостеприимства, ага.
Разговор за столом крутился вокруг событий последний недели с основным упором на сегодняшнее утро. Ким почти не вмешивался в общую беседу, понимая, что если он, как остальные, попытается поделиться впечатлениями, то получит в лучшем случае недоуменные взгляды, а в худшем – насмешку. Судя по осведомленности Эммы, Аква успела рассказать ей все, что происходило, и почему. Тем более было обидно, что на Кима она все еще злилась.
От дамских восторгов по поводу Генкиного героического сражения с химерами бедолагу просто затошнило. Сам он выдавать комментарии не рискнул, поскольку сей грандиозной баталии лично не наблюдал. Но когда Эмма пропела:
- Бедненький мой! – и утешающе погладила Генку по голове, он окончательно перестал что-то соображать.
- А я все-таки не понял, почему они все к Шурочке ринулись, а меня проигнорировали, - заинтересовался боксер.
- Ну, это-то, как раз, понятно, - ответила Эмма, - поскольку трансформировалось направленное заклинание, они предпочли двигаться по вектору, пусть и противоположному.
- Какому вектору?
Эмма вздрогнула и прикусила язычок. Ким понял, что она раздумывает, как бы выкрутиться и не сболтнуть лишнего, но его уже все достало.
- Вектора превращения, насколько я понял, - пояснил он.
- При чем здесь Шурочка? – не понял Генка.
- Ну, если Эмма подсознательно стремилась провести обратное превращение жабы в человека, а таковой не нашлось, то они и двинулись прямиком к жабе, которую сделали человеком.
Ким обвел оппонентов взглядом, наслаждаясь произведенным эффектом. Эмма смотрела на него с ужасом. Шурочка застыла столбиком и побледнела, как полотно. До Генки все еще не дошло.
- К жабе? – тупо переспросил он.
- Ну, да, к Шушхе. К Шурочке.
- К жабе, - повторил Гена и затрясся от смеха. Потом зло взглянул на Кима. - А ты молодец. Умеешь убеждать, - потом перевел взгляд на девушку, - Ты тоже... Шушха.
Шурочка вскочила и вихрем вылетела их кухни. Медленно поднялась Эмма.
- Мы все молодцы, господа. Славно самоутвердились за счет невинного существа. Можем гордиться.
Тихо ступая босыми ногами, она последовала за бывшей жабой.
ИНТЕРЛЮДИЯ
То, где оказался Габриэль, на протяжении всего долгого падения ожидавший, но так и не дождавшийся смерти, нельзя было назвать местом. Даже пролетая над залом в потоках света, юноша знал, что есть верх и низ, направления вперед и назад, расстояния, время. Здесь всего этого не было. Он не мог бы с уверенностью сказать, стоит ли он на чем-то, лежит, или зависает вниз головой. Он даже не смог для себя определить, светло здесь, или темно. Он видел, но не потому, что был свет. И при этом не мог понять, что видит, и, опять-таки, не потому, что света не хватало. От нечего делать – Габриэль не смог бы точно определить, сколько прошло времени с тех пор, как здесь оказался – он принялся разглядывать то, что его окружало.