Лин, тоже заметившая этот странный феномен, одобрительно махнула рукой остальной компании, и все пятеро странников закрутили «карусель». Тварь завертелась волчком, переключая взгляд то на одну, то на другую голову. Поняв, что сосредоточиться на ком-то в отдельности не выйдет, чудище начало лихорадочно плеваться огнем и паутиной. Бывший призрак Эрмин наконец собрался с силами и вызвал встречный вихрь, сдувая сгустки клейковины и огня обратно. Пламя затухало в воздухе, а паутина падала вокруг пауконя белесыми лужицами. Тогда чудовище, открыв ящероподобную пасть, рванулось на Эрмина и прилипло на своих же плевках. Тварь гневно посмотрела под ноги и попыталась одну за другой освободить их.
- Сейчас я тебе сам ноги повыдергиваю! – воодушевился Гаузен.
Салочка достала зажигательную стрелу и уже собиралась щелкнуть кремнем, чтобы пустить смертоносный снаряд, но Лин ее опередила:
- Нет! Вряд ли она загорится, раз сама плюется огнем!
Не сговариваясь, Лин и Гаузен накинулись на пауконя с обеих сторон. Лин начала дубасить посохом верблюжью голову, а Гаузен стал гвоздить саблей другой бок. Вскоре из туловища повалил дым и чудовище, издав шипение, смешанное с ревом другой головы, рухнуло набок и исчезло в ядовитых клубах.
Ленон, Гаузен и Лин стояли ногами в клейковине и откашливались. Салочка опустила лук.
Первой пришла в себя, как и следует командиру, Лин. Она деловито посмотрела на отпечаток двухголовой туши в паутине и заявила:
- Судя по всему, эта тварь того же происхождения, что и болотник в зале совета. Но, похоже, их было сразу две в одном теле. Вероятно, у нее было не только две головы, но и два желудка. Травоядный вырабатывал паутину, а хищный выдувал огонь. Удивительно, как подобное недоразумение вообще на свет появилось.
- Травоядное? Слышишь, Ленон? Ты опять нашел собрата-вегетарианца! Вот только в компании с ним шел другой «собрат», который ну просто мечтал сделать из нас печеные котлетки.
Гаузен, кое-как выдернув ноги из липкой массы, с грустью посмотрел на них.
- Почему я не догадался взять сменную обувь? Ленон, я дам тебе половину своего ужина, если ты ототрешь мне сапоги от этой гадости! – расщедрился велит.
- А я весь день готов ходить голодным, - отозвался Ленон, - если кто-нибудь одолжит мне щетку для чистки одежды.
Тут глаза всей компании переметнулись на Салочку, которая после суматохи пыталась привести волосы в порядок.
- Даже и не думайте! – крепко схватилась за щетку девушка. – Она у меня с зеркальцем.
- Зеркальце – потом ототрем! – шагнул Гаузен навстречу аккуратной девушке.
- Не забывай, я ведь королева Велитии… Меня если не слушаться, то хотя бы уважать надо, - не очень уверенно промолвила Салочка, негромко шлепнув любимой щеткой по ладони. - И чем мне потом прихорашиваться?
- Веткой можно! - живо предположил Гаузен и потянулся за вожделенной вещицей.
- Веткой можно кое-кого поколотить, если тот сейчас же не прекратит зариться на чужое, - строго оборвала Лин
- Вот так всегда! На двух хозяев я служу – и от обоих плату получаю, - пожаловался Гаузен, но симпатий ни от кого так и не дождался.
– Салочка, у тебя не найдется лишнего куска ткани? Его можно будет смочить, а потом оттереть им обувь, - как всегда выручил Ленон, приученный в свое время к тщательной экономии.
- Какой ты догадливый, Ленон! – обрадовалась Салочка.
- Так гораздо дольше и муторней, - посетовал Гаузен, и тут же записался в очередь на чистку. И даже вылил на тряпочку немного жидкости из своей фляжки.
После приведения себя в порядок оставшийся путь прошел достаточно спокойно. А бывший призрак, поняв, что даже со статусом магистра прав у него не больше, чем у хаслинского батрака во время сбора урожая апельсинов, не сильно докучал своим ворчанием.
Наконец, вдалеке показались каменные строения. Девушка прибавила шаг и вскоре остальные едва могли поспевать за ней. Но, приблизившись, Лин застыла в ужасе. Сомнений быть не могло – они оказались в руинах.
- Харми! Харми! – громко зазывала Лин в опустевшем селении.
На шум, подобно побитой собаке нервно потрясываясь и оборачиваясь, вышел тощий парнишка. Гаузен обратил внимание на одну его странную привычку. В руках он жадно сжимал кусочек засохшего хлеба. Но не жевал, а время от времени нюхал, лизал или слегка покусывал.