Самолюбие герцога пострадало невероятно. Кровавая рана, нанесённая кинжалом интриганки, не давала ему покоя, и в тот же вечер в кают компании разгорелся спор.
— Господа, — начал, наконец, осознавший себя, милорд Ампл, — я сильно виноват перед вскормившей меня Империей и Её Величеством…
Но, посмотрев на кислое лицо полковника и повисшее тучей молчание вокруг себя, он споткнулся и скомкав речь, закончил:
— На повестке дня два вопроса: за чем меня тащила с собой леди Маргарита, и куда она направляется; вторым же вопросом, нам необходимо решить — плывем ли мы вперёд, или возвращаемся, так и не приоткрыв завесу этой тайны.
***
Я скромно ждал завтрака, даже не подозревая, какая дождевая туча нависла над моей бедной головой, и каким ливнем выльется на меня месть противного куролюба.
Страшное подозрение впервые закралось под шкуру лишь в тот момент, когда на пороге нашей с Полиной каюты, тощей, кривоватой тенью, возник Хьюго Пью. Оказалось, он явился поговорить с Моей Соседкой.
Полина мило и приветливо отворила дверь, пригласив войти наглеца, состоящего из куриного навоза, соломы и корабельной грязи. Я очень тактично, ибо не красиво мешать разговору двоих, вклиниваясь третьим в беседу, залез под кровать.
Но речи у нашего порога было слышно даже в кубрике. Голосом трезвенника, не употребляющего даже кефир, Хьюго начал вопить о невосполнимой утрате, которая постигла галеон поутру. Лучшая представительница птичьего населения обитаемого мира, честнейшая и чистейшая пташка, вскормленная его загрубелыми руками, сегодня окончила свои дни в результате сердечного приступа. Этот бриллиант курятника, ласковая труженица, снёсшая не один десяток яиц, погибла.
Пью всхлипнул, опустил глаза под кровать и попросил стакан воды, после чего замолчал, дав почувствовать, (мне и Полли), всю глубину постигшей всех беды.
Выждав полагающуюся случаю паузу, он, пригласив Боба в свидетели, утёр слезу и перешёл к делу.
— Эта птица — изумруд курятника, — объявил он, — ушла от нас, спасаясь бегством от безжалостных челюстей кровожадного монстра, промышлявшего поутру в трюме. Страшной безжалостной собаки, которая, увы, проживает на корабле!
Полина некоторое время осмысливала его речь, а затем потребовала у Хьюго, (мне показалось, что он давится от смеха, зараза), объективных доказательств.
— В конце концов, — сказала она, — на нашем корабле проживает двадцать человек, и многие из них имеют подмоченную репутацию.
— Да я своими собственными глазами! — зашёлся от возмущения тощий куролюб, — Я всё видел сам!
В результате проникновенной речи Хьюго доврался до того, что громогласно объявил, будто во рту у меня было полно куриных перьев. Видимо, на шее я повязал салфетку и в лапах держал столовые приборы. Но ему верили! Боб, принёс вина, и между сочувственными охами не забывал ещё подлить в стакан. Но результат был даже более ужасающим. Меня лишили законного завтрака!
Глава 23
Из дневника Полины.
Деннис, к нашему общему облегчению, медленно, но всё-таки начал поправляться. Разумеется, легче описать, чем пережить это! Вот он лежит пластом на кровати целую неделю. Вот уже поворачивает голову. Вот уже приподнимается и даже пытается перевернуться на бок. И вот настал день, когда он смог встать и прийти к завтраку.
— Доброе утро, мисс Полин.
— Доброе утро, Ден, — звук пожелания доброго утра слышат даже куры в трюме!
Маас и Мери тоже где-то рядом… Все смеются. Мы все очень счастливы. И тут Гризли не спеша глотает кофе и вдруг выдает.
— Маас, а у нас проблема, — всем на корабле было известно, что сказать такое Маасу — это, практически посоветовать голубой акуле не нападать на котиков. Великан выпрямился, а глаза его стали ярко горящими щелками.
— Говори что не так? — заговорил он рокочущим басом.
— Понимаешь, я по поводу Мери, — продолжает Леопард.
— Мери? Мери здорова! — тревожно выдаёт Маас.
— Молва говорит, что у Мери есть друг и, возможно, она собирается замуж, — говорит Теодор, неторопливо потягивая тёмное-красное вино. Мы с Деном при этом затаили дыхание. Маас окаменел, уставившись на нашего помощника капитана.
— Это нельзя. Или можно? — скрипит он. — Говори мне срочно, кто эти негодяи, и я сам поговорю с ними, и мы больше не беспокоимся.
— О, ты его убьешь, а как? — Тео — весь само внимание. Он обожает мыслить подобными категориями и сам.
— Как меня учить жизнь на каменный остров, — грозно произносит Маас. — Камень надо привязать за ноги, или шею и потом опусти проходимца в воду.
— Камень на шею? — Теодор представляет эту картину и начинает уточнять. — Это еще что за шейный платок?
— Вы не можете так поступить?! — восклицаю я. — Жених не сможет плавать и утонет.
— Об этом и речь, — начинает объяснять мне Маас.
— Какие вы все жестокие, — вдруг произносит Ден. — Это отвратительно. Это же убийство, самое настоящее убийство.
— Мы забыли несчастную одинокую Мери, — замечает тут Боб.
— Может, я не достаточно умна для вашего разговора, — замечает вдруг Мери, (словно из ниоткуда), — Но если ты Маас начнешь топить каждого встречного, то я не потерплю массового террора и начну привязывать каменный галстук непосредственно убийце на шею. Она хитро улыбается и добавляет: И пособнику тоже!
— Ты просто не так поняла, — сразу прячется за Боба Теодор. — Ты, Маас, будь готов, на всякий случай, хорошо? Мы же против агрессивно-решительных мер. Мы наблюдаем и молчим…
— Мой рот закрыт замком, — отзывается Маас.
Все громко смеются. Мы счастливы, потому что мы все вместе. Ещё пять дней, и «Морской Мозгоед» войдёт, наконец, в территориальные воды Бритландской Империи.
***
Солнце ещё не поднялось, когда вахтенный в бледном свете зори заметил огни быстро догоняющего их корабля под флагом Роммского Триумвирата. Почти на границе с крупнейшей имперской державой и на пересечении абсолютно безопасных вод торгового пути, фрегат стал готовиться к нападению. Быстроходное судно «Надежда», подтверждая полное отсутствие разума у капитана и его несомненную храбрость, решительно ввязывалось в схватку! Капитан — мессир Ромул Рем, видимо, слегка страдал манией величия. Все его действия были связаны с абсолютной верой в себя любимого и в ВРТ. А на столе в каюте капитана бережно хранилось размноженное письмо от самого Властительного Мариолани с повелением немедленно «уничтожить дьявольское отродье» и патентом на новый фрегат и огромные премиальные.
«Морской Мозгоед» же быстро шёл в западном направлении, стремясь попасть в родной порт и не питал иллюзий о способности тяжеловооруженного галеона просто смять кораблик. В результате, лорд Грейсток просто переменил направление с восточного на северное, и оказался с наветренной стороны безнадёжной «Надежды». Затем пираты аккуратно изрешетили картечью их такелаж, и фрегат безвольно закачался на волнах. Мозгоедцы, торопясь к родному берегу, быстро взяли корабль на абордаж. Монахи поспешили сдаться, не сопротивляясь, а пожелтевший от собственной глупости и унижения Ромул — передать Станиславу свою шпагу.
— Не советую гавкать на нас, когда мы мирно идём домой, — раздраженно бросил граф.
Загнав роммлян в трюм, вместе с мессиром Ремом, Грейсток перевёл половину моряков на фрегат и, слегка подлатав дыры, пошёл северо-западным курсом к берегам Бритландской короны.
Вечером был созван совет, на котором кроме Станислава присутствовали только самые приближенные: Гризли, шкипер Ден, Боб и мелорны. Было решено не сообщать в Империи о наличии на борту ДВУХ перворожденных. Политика, как известно, грязная и продажная наука. Разместить десяток крошечных ростков было решено в теплице графского имения. И лишь после их укрепления в почве можно было обсуждать такие вопросы с правительством.
Мелорны, как и Деннис, были фактически разыскиваемыми преступниками. Не совершив никаких преступлений, только фактом своего непозволительно бунтарского существования, они были приговорены.
Капитан дополнил:
— Роммяне собираются уничтожить нас. Я же, не выполнив до конца повеление Её Величества, и, не будучи ни патриотом, ни альтруистом, тем не менее, могу поставить правительство перед фактом нахождения на территории Империи нового народа. Решаем, молчать пока и тихо жить в поместье, или тихо известить корону? Боюсь, что в последнем случае мы получим море интриг и кучу неприятностей.