Среди авторов писем немало и таких, кто расстался со своей профессией, устроился дворником, грузчиком, мастером по ремонту телевизоров или продавцом овощей (выгодно!). В основном это молодые люди. И мы не можем не признать, что отток инженерно-технических работников в сферу обслуживания, где всегда есть надежда на неофициальный «приварок» к зарплате, — не просто единичный случай, а социальное явление. Молодой научный сотрудник из Ленинграда, по вполне понятным причинам не назвавший своей фамилии, не без едкой иронии пишет, что, с тех пор как открыл свой маленький бизнес (торговля фирменной звукозаписывающей аппаратурой), почувствовал себя «полноценным человеком».
А вот еще штрих к злободневному вопросу о нетрудовых доходах. Пожилой профессор спросил у своего нерадивого студента: «Зачем вы, голубчик, учитесь? Профессия инженера вам явно не по душе, зарплата будет небольшой…» На что юный муж, тонко улыбнувшись, заметил: «Зарплата будет небольшой, зато и делать ничего не надо». Но если строго: зарплата в конце месяца за ничегонеделание — это тоже нетрудовой доход. Выходит, можно получать деньги ни за что и оставаться при этом как бы честным человеком (под суд-то не отдадут, во всяком случае). Нравственные нормы размываются, теряют свою упругость, особенно в глазах молодых, еще не окрепших людей, только начавших свою трудовую взрослую жизнь. Социологи подтверждают: да, падают среди молодежи ценности труда и трудового образа жизни, на которых человек спокон веку держался, да, центр интересов перемещается из сферы общественно-производственной во внепроизводственную (бытовую, досуговую, покупательскую и пр.), а значение денег как средства получения удовольствий неуклонно растет. Есть такая тревожная тенденция. Но не из вакуума же она возникла, эта тенденция, что-то же питает ее?
В этом очерке я попыталась наметить тот сложный комплекс социально-нравственных причин, которые превратили способного студента, а затем молодого специалиста, энергичного и не лишенного, заметьте, совестливости, в оборотистого малого, вложившего все свои душевные силы в добывание и выколачивание — отнюдь не невинными способами — средств к своему якобы благополучному существованию. Вина ли это его? Или, может, беда? Давайте думать.
И все-таки было в них что-то такое, что наводило на мысль о маскараде, о подмене какой-то странной. Особенно в этом, с бородой. Кажется, даже встречались где-то. Хотя едва ли. Сразу и не сообразишь, в чем именно дело, — вроде нормальные грузчики из Лентрансагентства. Молодые, рослые. Как вошли один за другим в квартиру, так наша просторная прихожая сразу тесной показалась. А эти прямо красавцы. И одеты щеголевато, хоть и в рабочих куртках. Джинсы фирменные, в облипну, кроссовки, кепочки-лондонки — у кого из замши, у кого из вельвета — так, по-простому… И вот эти виски коротко стриженные — нет, не в парикмахерской у первого попавшегося мастера за 35 копеек, а в салоне, у «своего», с предварительным звонком… Странно все-таки. Хотя что, собственно, странного? Молодость, вкус к модной одежде, достаток — почему бы не позволить себе грузить мебель в джинсах за 160 рублей? В конце-то концов?
— Рояль, пожалуйста, осторожнее…
— Не беспокойтесь. Сами видим — старинный инструмент. «Беккер». Звучит? Да-а! Не «Стейнвей», конечно, но все же…
Так, между прочим: «не Стейнвей». С нажимом легким. Мы, мол, тоже не лаптем щи хлебаем, чтоб вы знали.
Нет, дело, разумеется, не в модных стрижках и не в одежде. Диссонанс какой-то внутренний, какие-то концы с концами не сходятся. Примерно как на овощебазе: сотни людей в ватниках и сапогах картошку перебирают, а его, инженера из НИИ, отбывающего свою «плодоовощную повинность», сразу отличишь от коренного овощебазовца, хоть и работает шустро — поднаторел уже, а все неродная она ему, овощебаза. Вот так и с грузчиками этими… (Впрочем, все эти отрывочные наблюдения потом, позже выстроились в какую-то систему, а тогда, в разгар переезда, просто краешком сознания, впопыхах, невнятно зафиксировались, просигналив: «Что-то не так», — и отложились в памяти до поры.)