— Момент!
Открыв «дипломат», он достал портативный японский магнитофон и нажал на блестящую кнопочку. Дневная тишина квартиры взорвалась бешеными ритмами:
— Ва-ва-ва-ва!.. Ва-ва-ва-ва!..
Я вздрогнула.
— Не нравится? — искренне огорчился он. — Момент!
Надавил на другую кнопочку, и прихожую заполнил темпераментный голос популярной певицы:
— Жизнь невозможно повернуть назад!..
В такт этому философскому напеву он, пружиня подошвами фирменных «кроссовок», протанцевал на кухню. Оглядел раковину, присвистнул. Затем вытащил из «дипломата» разводной ключ, паклю, какой-то патрубок.
— Жизнь невозможно поверну-уть назад!.. — замурлыкал он, принимаясь за работу.
Обрезок проржавевшей старой трубы полетел на пол. Я наклонилась, чтобы его поднять.
— Момент! — вежливо отстранил он меня локтем. И мягко посоветовал: — Посидите отдохните. Я быстро!
В комнате я опустилась в кресло. Стало вдруг неловко, что я одета в тусклое домашнее платье из штапеля, что на ногах — шлепанцы, а волосы плохо выкрашены. Что я сто лет не была в театре, пропускаю выставки, а как танцуют уже, наверное, так никогда и не вспомню. Захотелось красиво закурить, посидеть вечером в каком-нибудь баре, загадочно поглядывая из-под ресниц на своего спутника. Что из того, что им будет, скорее всего, мой собственный муж? Разве образ жены не должен хоть изредка окутываться таинственной дымкой? Эго освежит устоявшиеся чувства…
— Жизнь невозможно поверну-уть назад!..
А на кухне деликатно — чтобы не мешать мне отдыхать! — позвякивали инструменты.
«Какие, однако, подросли ребята! — подумалось мне. — До чего же мы нынче дожили! Музыка, красота, обаяние! Это тебе не какой-нибудь прежний дядя Вася в промасленных кирзухах и сплюснутой кепке. Это, это…»
Слов для развития пришедшей в голову мысли у меня больше не находилось. Я встала и заглянула в шкатулку из Хохломы, где у нас хранится семейный бюджет. Рубль, еще рубль… Трояк… Пятерка… Не густо! А до моей ближайшей библиотекарской зарплаты — неделя. Правда, у мужа в КБ дадут раньше, в пятницу…
— Принимайте работу! — крикнули из кухни…
Обновленный кран сиял. Вместо ржавой трубы красовалась другая — целехонькая.
— Спасибо! — восхищенно сказала я. — Огромное вам спасибо!
В ответ он — скромно улыбнулся своей киноактерской улыбкой. Затем собрал инструмент, упрятал его в «дипломат», выключил «Сони» и надел кожаный пиджак. Свежее лицо его было спокойно и полно достоинства.
Я комкала во влажной ладони пятерку. Дать или не дать? Обидеть человека легко… Хоть бы намек какой-никакой подал! Глазом бы повел!
Но намека не последовало. А голубой его глаз скосился в сторону лишь для того, чтобы взглянуть на висящий на стене эстампик: группа берез в осенней листве.
— Природой увлекаетесь? — осведомился он.
— Увлекаемся… — пробормотала я.
Он четким движением указательного пальца отвел защелку дверного замка.
— Будьте!
Я схватила его за кожаный рукав:
— Прошу вас! Умоляю!
— В чем дело? — вскинул он, оборачиваясь, светлые брови.
Покраснев до самых корней своих плохо прокрашенных волос, я протянула ему пятерку. Терзал стыд, что она такая мятая и потрепанная.
— Вот…
Видимо пожалев меня, он просто, не чинясь, взял скомканную бумажку.
— Грацие, синьора!
Почему-то даже не удивило, что он поблагодарил меня по-итальянски.
Двери захлопнулись.
Я снова приоткрыла хохломскую шкатулку. Рубль, еще рубль… Троечка… Ничего! Как-нибудь продержимся. Не надо только позволять себе лишнего.
Элла Фонякова
Во сне и наяву
Минувшей ночью мне снилось, будто правонарушениям в Ленинграде, как и во всей стране, пришел конец, профессия юриста стала ненужной, я работаю уже не следователем, а гидом в городском экскурсионном бюро и вожу экскурсии по местам былых сражений с преступностью. Интерес к этой теме высок, она пользуется не меньшей популярностью, чем рассказы о подвигах чекистов… Вот и вчера, взяв возле Гостиного двора группу слушателей, я направился вместе с ней на площадь Мира. Напротив огромного пустыря между станцией метро и задним двором Октябрьского рынка я попросил экскурсантов остановиться и сказал:
— За этим пустырем, товарищи, находились виннокондитерский, лабазный, молочный, мясной и рыбный склады крупной торгово-закупочной продовольственной базы. Долгие годы на них орудовали жулики. Они занимались сбытом «левых» товаров, полученных из других торговых организаций, а у себя на складах практиковали такие способы хищений, как изъятие из стандартной тары кондитерских, табачных, винно-водочных изделий, круп, сахарного песка и создание прибыльных пересортиц. Делалось это, как правило, ранним утром или после окончания рабочего дня, а иногда и ночью. Сняв колпачки с бутылок, они отливали по пятьдесят граммов водки, вместо нее доливали воду, потом надевали колпачки и притирали их к бутылкам. Отделив бандерольную ленту от коробок с конфетами, вытаскивали из-под нее крышки и снимали верхний слой конфет, потом подсовывали крышки под ленту и заново склеивали их. Из бочек они похищали рыбу, а вместо нее заливали соленую воду. Для хищения круп, сахарного песка использовали щуп — подобие большого шила с полой иглой и ручкой. Щуп, не повреждая ткань, они вставляли в мешки, по нему в подставленное ведро вытекало их содержимое. На молочном складе масло первого сорта перетаривали в коробки от масла высшего сорта и сбывали в столовые. Зато потом излишки масла высшего сорта под видом первого сорта отдавали для сбыта доверенным лицам из магазинов, а разницу в стоимости сортов делили. Искусственное создание прибыльных пересортиц было одним из способов хищения также на рыбном и мясном складах…