Формы Шуберта подобны строению тела. Одни еще стройны и подвижны (Сонаты a-moll — большая, D-dur, c-moll), другие уже оплывшие, несколько заторможенные. Из этих соображений меня и тянет к В-dur'ной, С-dur'ной.
Все просто. Надо найти вертикаль, которая делит тело на две половины: правая — это свет, левая… Ну, примерно вот так (гасит абажур, зажигает стоявший на столе подсвечник). «Земля была безвидна…» Значит, жизнь предшествует свету, ее символ — тьма. Это начало
G-dur'ной сонаты. Завеса снимется только в разработке сонаты. (И сказал Бог: да будет свет). Но свет ненадолго. Все снова накроется покрывалом.
В первой части а-moll'ной сонаты (маленькой) Бог обдумывает строение человека. Бог с резцом в руке. Создаются точки опоры: живот и ноги. Без них не будет звучать. Давид Федорович достиг желаемого звука, только когда отрастил живот, как у Брамса — он сам в этом признавался. Для Ойстраха важен живот, для меня — ноги, начало ног. Чтобы было удобно сидеть.
Странное дело — первая тема а-moll'ной сонаты перекликается с Мусоргским. Это же «Быдло» из «Картинок с выставки»!
Однажды мне приснился удивительный сон. Я увидел себя скульптором, лепившим Адама. Но в этом же сне я был у скульптора ассистентом. Замешивал глину. Такое раздвоение — как у Достоевского. Когда «скульптор» прилег отдохнуть, «ассистент» подкрался к скульптуре и отбил резцом палец на правой руке. Не знаю, из зависти или из духа протеста?
Через несколько дней я ввязался в драку и сломал палец на правой руке. Пришлось учить Равеля, леворучный концерт.
Нина Львовна не любит, когда я его играю. Устраивает по этому поводу сцены. Но я все равно играю. А не любит она из-за того, что с левой стороны — сердце. «Есть же леворучный у Прокофьева, Бриттена — играйте их. Они всяко будут полегче!» — настаивает Нина Львовна.
Интересно, вы видели себя во сне в раздвоении? Чтобы было два человека и оба — вы? Кого бы я не спросил, никто не видел.
III. «Танец Пака»
Утром Святослав Теофилович отправил меня к самой дальней церкви. По его признанию, он в это время занимался Брамсом и Дебюсси, читал Бальзака и два часа спал. Спросил, не слышал ли я ночью ударов топора? «Странно, что ночью, — удивился Рихтер. — Утром бы я не обратил внимания. И Лиза все время скулила… Значит, рубили не дрова».
Вечером он захотел прогуляться и перед выходом показал мне нож. Довольно внушительный. «Это еще с Кавказа. Я его всегда беру, когда есть предчувствия. Вы не чувствуете опасность?» И сунул нож за пояс. В напряженном молчании мы вышли за калитку.
Вы верите в духов, лесных эльфов? Я до сих пор… Меня образовывали не только Ветхим Заветом. Тетя Мери, сестра моей мамы, читала мне сказки.
Помню сказку про эльфа, который жил в розе. В каждом лепестке у него было по спальне… Я бы так жить не хотел. А вы? Когда у тебя столько спален, это не признак интеллигентности.
Этот эльф проснулся от страшной стукотни. Один влюбленный юноша сорвал розу и держал возле своего сердца, чтобы подарить невесте… У меня, между прочим, недавно был такой случай. Один японец принес на концерт датчик и хотел закрепить на груди. Прямо у сердца. Им был нужен мой пульс, когда я играю Прокофьева.
— Что же вы будете слышать? — спросил я японца.
— Музыку вашего сердца!
— А мне нужно, чтоб вы слушали сонату Прокофьева! И я незаметно, перед самым выходом, отцепил этот
датчик…
Так вот, был еще у той невесты брат — злой и несимпатичный. Он вынул однажды нож и убил влюбленного юношу. Неизвестно, из каких побуждений — в сказке это не объяснялось. Просто потому, что был злой и несимпатичный. Эльф нашептал спящей невесте о ее горе и показал место, где был зарыт ее жених. Невеста откопала возлюбленного и взяла домой его голову. Положила ее в самый большой цветочный горшок и засыпала землей. Посадила веточку — жасминовую. Ее слезы ручьями лились на эту землю, веточка разрослась и стала благоухать…
У Фалька[18] «Жасмин в стеклянной банке»[19] — вещь замечательная, но все-таки не из самых любимых. Нет жасминового аромата…
Я стараюсь чувствовать запах какого-нибудь цветка, дотянуться до него, когда играю прелюдию Дебюсси. У нее даже название терпкое: «Ароматы и звуки в вечернем воздухе реют». Как дорогой парфюм. Сейчас, кстати, жасмин должен цвести. Вы не чувствуете?
А «Вереск» совершенно без запаха[20]. Абсолютная декорация. Поиграете — и ничего не почувствуете! Если и пахнет, то чем-то медицинским. Болотным багульником. В Житомире им заменяли нафталин — отпугивали насекомых, в первую очередь, клопов. И мазь из него делали — для втирания. Мама в какой-то момент начала изучать народную медицину — ходила в район Тетерева, что-то собирала, сушила. Я ведь часто болел — и скарлатиной, и дифтеритом. А однажды я должен был умереть — на меня напал тиф. Маме все говорили, что если я выживу, то буду очень нервным. Почти психопатом. А по-моему, я как раз очень даже спокойный. На удивление…
Останавливается и резко выбрасывает вперед руки — чтобы «до смерти меня напугать».
Та девочка из сказки долго не протянула. Поплакала-поплакала над цветком и… отлетела на небо. Ее брату понравился куст, над которым она горевала, и он перенес его к себе в спальню. Дух цветка вооружился чем-то вроде копья и вонзил его в губы спящего. Никто так и не понял, от чего умер брат. Наконец догадались: его убил сильный запах цветов!
Я только недавно узнал, что это сказка Андерсена… Зачем я все это держу в голове? Если где-нибудь увидите Андерсена, принесите.
Вдруг остановился как вкопанный и стал жадно глотать воздух. Потом поднял голову к небу и тихо произнес: «Фа-диез-мажор — синий. Четвертая соната… Фа-диез-мажор…»[21]
Если ароматы могут убить, значит, могут и звуки. Рудольф Серкин рассказывал, как у него на концерте кто-то умер. Случайно… Я это пересказал Гаврилову[22], и он тут же подстроился: «да-да, и у меня умирали… и у меня… Даже не один, а двое». Вроде как хвастая.
Я, если на кого-нибудь рассержусь, убить — не убью, но сглазить могу. Так что берегитесь!
Возвращаемся в дом. И сразу проходим в комнату, где стоит священный рояль. В стопке нот Рихтер находит Дебюсси. Переводит взгляд на стену — откуда из рамки наблюдает «зеленоватый» Чайковский. Рихтер перекрывает ему видимость огромной ладонью. Оставив левую руку на портрете, правой начинает наигрывать «Танец Пака». Это выглядит как цирковой номер. «Чайковский ревнует ко всем, кого бы я не играл! — объясняет свои действия Рихтер. — А к Дебюсси больше всего! Когда я играю его пьесы, Петра Ильича, лицо на портрете просто сияет».
Я не очень люблю дачу — здесь редко хочется заниматься. А надо…
Буду играть Дебюсси. А вы скажете, получается или нет. Только честно. Дайте клятву, что честно. Ну, вот… Я вам все равно не верю, потому что клятвы ничего не стоят! В моей игре есть такой золотой кружочек: «Клятвы». Его блеск обманчив, и фасолины вам не причитаются. Вы еще молоды и, наверное, клятвам верите…
Начинает играть «Танец Лака» Дебюсси, но вскоре останавливается.
Я так и знал — нет невесомости! А Пак — это же эльф, в нем не должно быть плоти.
Если получится «Танец Пака», то и весь Дебюсси получится.
Вот «Феи — прелестные танцовщицы»[23] — это бесчисленные отражения Пака. Как в огромном зеркале. Вы знаете у Бриттена «Сон с летнюю ночь»[24]? Я, когда первый раз услышал, подумал — провал. Это потому, что плохо пели. А Пак был, к тому же, толстый, неуклюжий — как сейчас я. Бриттен все время ему говорил: ты должен быть разным! То акробат, то денди, то калека на инвалидной коляске. Но артист этого сделать не мог.
18
P. Фальк — живописец, график, театральный художник, член художественных объединений «Мир искусства», «Бубновый валет», «Общество московских художников». Вот что написал С. Рихтер о том времени, когда P. Фальк начал работу над его портретом: «К сожалению, был только один сеанс: первый эскиз к портрету. Это было время, когда Фальк имел доброту направлять меня в моем желании рисовать. От замысла написать мой портрет остался только… набросок».
19
Роберт Рафаилович Фальк (1886–1958). «Жасмин в стеклянной банке», 1940-е. (62,5 х 53,8 бумага, акварель, гуашь, тушь, кисть, карандаш).
21
Для Четвертой сонаты А.Н. Скрябин (1871–1915) выбрал тональность фа-диез мажор цвета «синего, яркого» — согласно своей синопсической таблице. Она опубликована в книге В. Дельсона «Скрябин» (М., 1970). Сам С. Рихтер этой сонаты не играл.
22
A.B. Гаврилов (р. 1955) — лауреат 1-ой премии конкурса им. П.И. Чайковского 1974 года. Сыграл с С. Рихтером восемь сюит Генделя. В первый день А. Гаврилов играл 1-ую, 4, б и 7 сюиты. Во второй день С. Рихтер — 2-ую, 3, 5 и 8 сюиты. В третий день А. Гаврилов — 15-ую, 10, 13 и 11 сюиты. В четвертый день С. Рихтер — 9-ую, 12, 14 и 16 сюиты.