И так далее.
Дочитав рукопись, я, ничего не говоря, засунул ее в папку. Уолтер сказал:
— Это только образец.
— Значит, это не все, что вы написали.
— Далеко не все. Можно ли это опубликовать?
— Прежде чем хлопотать о публикации, надо закончить книгу.
— Да я уже закончил. Моя дочь подправит английский — и книга готова.
— Ашер может помочь? — спросил отец.
Я пожал плечами. Уолтер, естественно, не мог и помыслить показать свою писанину отцу, да и отцу не пришло в голову попросить Уолтера дать ему свою книгу. Он всего лишь хотел помочь еврею — жертве Гитлера и приятелю по «Y».
Мое безразличие, как я видел, отца рассердило и в то же время озадачило. Интересует меня книга о Холокосте или что?
— Уолтер, дай твою книгу мне, — сказал он. — Я пристрою ее через Аарона Ашера. А что, если обратиться к Дэвиду Рифу? — это он уже меня спросил.
— Что ж, — сказал я. — На худой конец можно и к Дэвиду.
— У меня есть его телефон? — спросил отец. — У него номер не изменился?
— Не изменился.
— Ну и что ты думаешь? — снова спросил отец, уже не скрывая недовольства.
Я развел руками — жест этот, в сущности, ничего не означал, и сопроводил его любезной улыбкой.
— Ваш сын не любит связывать себя обязательствами, — тактично заметил Уолтер.
— То-то и оно, — буркнул отец и снова принялся за свою «балабусту».
Не прошло и двух дней, как отец в телефонном разговоре сказал мне:
— Я тебе перешлю кое-какие материалы. Меня сегодня навестил Уолтер. Он кое-что для тебя приготовил.
— Пап, бога ради, не надо больше никаких отрывков из его книги.
— Речь идет о манто, Уолтер тебе о нем говорил. Он оставил фотографию и все данные. Хочет, чтобы я переслал их тебе.
После десерта Уолтер сообщил нам с Клэр, что у него есть потрясающее манто — как раз для кинозвезды.
— Его изготовили для нашей зимней коллекции — это что-то особенное: такое манто во всем мире могут носить одна-две женщины, не больше. Соболье, длинное до полу, мягче, легче соболя вам не найти, с дивным шалевым воротником летнего горностая. Мы подгоним его для мисс Блум — будет просто загляденье.
Цена ему без запроса, сказал Уолтер, сто тысяч с гаком, но он переговорит с сыном, и они сделают нам хорошее предложение.
— Такие манто — это что-то особенное, — повторил он. — Вот почему у нас их всего два.
— Беру оба, — сказал я.
— Увы, у нас осталось только одно, — ответил Уолтер.
Начисто лишенный юмора напор, с каким он навязывал нам по низкой, ниже не бывает, цене это уникальное, длинное, до полу, соболье с летним горностаем манто — самое оно, вызвали в моей памяти главу из книги Примо Леви «Выжить в Освенциме», где он описывает куплю-мену между узниками, самой распространенной денежной единицей была пайка хлеба, однако торговали чем угодно — от обрывка рубашки до золотого зуба изо рта. Уолтер вполне мог, совсем еще юнцом, быть одним из наиболее нахрапистых освенцимских торговцев, хотя не исключено, что эту капиталистическую настырность он перенял у американцев.
— Твоего приятеля, — сказал я отцу, — не так-то легко обескуражить.
— А ты знаешь, что он сорок пять раз ездил в Израиль?
— Что он там продает? — спросил я.
— Ну ты и фрукт.
— Как и твой, ты уж меня извини, Уолтер. Хитрющий еврей. Слава тебе Господи, еврейская хитрость пережила и лагеря. Угадай, о чем книга Уолтера?
— Я тебе перешлю снимок манто.
— Прибереги его для себя — купишь это манто Лил. Я сказал: угадай, о чем его книга.
— Ну как же, о лагере.
— А вот и нет, — сказал я.
— О его жизни в Германии.
— Порнография — вот что это такое. Ты об этом знал?
— Откуда? Я же ее не читал.
— Исключительно о том, как он кого поимел. На каждой странице. Я по сравнению с ним — щенок.
— Да ты что? А ты не шутишь? — Он было опешил, но тут же взял себя в руки.
— Вот почему я ушел от ответа на твой вопрос. Я сижу за столом, в семейном кругу, он дает мне читать свою книгу, а это чистой воды порнография, — и я засмеялся; засмеялся и отец.
— Он ушел от меня всего полчаса назад, — сказал отец.
— Вот что он пишет: одну я поимел так, другую — эдак, в нацистской Германии в постельном деле мне не было равных.
Мы еще не отсмеялись, когда отец сказал:
— Не исключено, что его книга станет таким же бестселлером, как твой «Портной».
— Как же, как же. Порнографический бестселлер о Холокосте.
— Ну да.
— Во всяком случае, это будет первый бестселлер такого рода, — сказал я.