— Осечка, — сказал капитан. — Два года как не потребляю мясо. Вино не пью уже с десяток лет. Курю вот иногда, чтобы совсем уже не освятиться.
— Ишь, траппист какой, — промолвила Ремида. — А от других утех не отказался?
— По этой части я в порядке, — ухмыльнулся капитан.
— Ну-ну, — хмыкнула Ремида и стала поворачивать налево.
Возникли крепостные стены, они были древними и закрывали обветшавшие, никем не береженные строенья, являющие собою печаль и тоску запустенья.
— Никитский монастырь, — сказала Ремида. — Величье и позор России…
— Отдала б и его монахам, — отозвался Ярослав, — глядишь, и обитель одиноким старикам нашлась, и музей родного края бы соорудили. Места ведь исторические. Родина русского флота никак.
— Церковь наша не так уж богата, — объяснила Ремида. — Мошна у нее все не потянет. Тут другой благодетель нашелся, Велихов, академик. Культурный центр соорудить желает на денежки американских толстосумов. Международного масштаба, мол, идея, балдеть тут будут за доллары и жрать экзотику с подливкой а ля рюсс.
— Тогда нам к собственной святыне, славянам-братьям, уж не подступиться. Монастырь будет вроде как наш, а устав в нем — чужой… Мало нам отдаваемых за гроши леса, руды и нефти — реликвии готовы распродать. Про крабы я не говорю — сам гоню их тоннами на экспорт.
— Без крабов русский человек и обойдется, но вот когда его душой вдруг академики торгуют… Да что там говорить! Хребет переломили у России, теперь бьем алкоголем по башке, а душу заливаем дегтем порнорока.
— Не злись, — просто сказал капитан. — Смотри вперед, дорога стала хуже, побереги двух русских человеков.
— Ты прав, от разговоров надо к делу, — сказала она и включила фары. — Никитский монастырь за океан не отдадим…
Дорога шла вдоль склона. Справа виднелось свинцовое после захода солнца Плещеево озеро.
— Ярилин камень здесь лежит, — ответила Ремида. — Его оставим мы на утро, а вот Варварин Ключ всенепременно посетим.
Пока добрались до ключа, стемнело вовсе.
— Пойдем, — сказала Ремида, открывая дверцу и выходя из машины.
Она достала голубую канистру, взяла Ярослава за руку и повела от дороги по тропинке.
— Здесь раньше часовня стояла… Разорили, как опиум для народа. А вода, говорят, целебная, не тухнет и не прокисает. Проверено — год держала в открытой посуде… Народ сюда едет с округи, обливаются, верят в Варварину помощь.
Глаза привыкли к полусвету, и капитан увидел трубу, из нее изливалась вода, убегавшая к озеру.
Ремида быстро наполнила канистру, отошла с нею шагов на десять и принялась раздеваться.
Ее тело смутно белело в отдаленье, и Ярослав отворотился.
— Иди сюда, капитан, — позвала она. — Самой себя обливать несподручно.
«Русалка ты или ведьма» — подумал он. — Но почему или? Разве это не одно и тоже?»
Капитан усмехнулся и подошел к Ремиде вплотную, принял из ее рук тяжелую канистру.
«Видали мы похлеще штуки, — мысленно сказал ей Ярослав. — На краболовах есть поизощреннее девицы…»
— Повернись спиной, подруга, — с улыбкой промолвил капитан. — Чтоб вся вода тебе досталась.
О том, что печь будет дымить, Ремида его предупредила, но в этот раз все обошлось, и девушка сказала, гремя посудой из-за кухонной перегородки:
— Домовой тебя признал, капитан. Ко мне у него состояние неприязни. Чересчур бойка ты, девка, ворчит он по ночам, в наше время таких не водилось…
— Это точно, — негромко произнес Ярослав, расположил в огне еще одно полешко, с него свисали белые березовые кудри, они исчезали в пламени мгновенно, в печи уютно затрещало, и капитан удовлетворенно крякнул — на этом фронте no problems, уж сколько раз в далеком детстве он сотворял огонь тепла ради, а то и пищу изготовить.
— А картошку чистить умеешь? — спросила Ремида, когда Ярослав обошел печь и проник с другой стороны, где была оборудована плита и стояли кухонные столы.
— Обижаешь, начальник, — весело пробасил капитан. Огромный опыт по этой части. Помню, в мореходке нас целым взводом определяли в камбуз на ночь, чтобы чистили на сотни человек курсантов. Потом неделю пальцы отходили, чернели от картофельного сока.
— Сейчас не почернеют, нам надо только на двоих начистить… Ведь ты от мяса отказался, шашлык я отдала соседу, доброму такому человеку.
— А что же будешь есть сама?
— Мне хватит того, что останется от мужчины… Пара банок лосося еще завалялась, печень трески и шпроты. Против рыбы не возражаешь?
— Не имею морального права, ибо сам ловлю ее в океане. Ежели потребитель узнает, что рыбак-капитан не ест рыбы, его это может как-то смутить, снизит интерес к дарам моря.