Но в горнице было вовсе не темно от заливавшего ее из трех окон лунного света.
Да нет, прикинул капитан, посмотрев на постель, в которой, откатившись к стенке, женщина едва угадывалась под одеялом. Две трети места были свободны и даже одеяльный уголок гостеприимно откинут. Какие тут сомнения.
Капитан, не прячась, вздохнул, неторопливо стал раздеваться.
Двойник его замолчал, исчез, наверно, или исчерпал все аргументы.
Когда Ярослав заправил ноги под одеяло и, опершись на левый локоть, глянул в неприкрытое окно, он увидел храм Варвары-Великомученицы. Его черный крест, едва смещенный вправо, рассекал луну на четыре неровные дольки.
«Как пайки хлеба, — подумал капитан. — Я где-то видел уже такое…»
— Если хочешь, задерни занавеску, — предложила Ремида.
— А сама ты не боишься? — усмехнулся капитан. — Великий грех творить любовь открыто.
— Я ничего не боюсь, мой капитан… Любовь всегда угодна Богу.
Она отбросила одеяло, приподнялась, соблазнительно изогнувшись русалочным телом, фантастически облитым лунным светом, и задорными, вызывающе торчавшими сосками прижалась к волосатой груди Ярослава.
Черный крест давно покинул лик луны, а эти двое в неистовом остервененье все любили и любили друг друга.
Потом они, опустошенные, лежали навзничь, отодвинувшись, но ощущая снизошедшие на них единство и общность.
— А я ведь женат, — соорудив на лице невидимую глупую улыбку, признался капитан.
— Знаю, — спокойно отозвалась Ремида. — Странно если б было иначе. Такие мужики, как ты, одинокими не бывают. Одиночество — удел неполноценных.
— Почему остановилась на шоссе? — спросил Ярослав. — Ведь ты и видела меня лишь со спины. И надо же — профессию угадала.
Ремида хихикнула.
— Ты чего? — спросил он.
— Когда-нибудь сниму, как ты идешь, на видео, посмотришь сам, какая у тебя походка. За милю видно, что моряк.
— А как же поняла все остальное?
— Интуиция, капитан… Это ведь особый вид знания. Такое, что не поддается расшифровке, его нельзя и в символах каких-то записать. Но это нечто существует. Виртуальное знание, одним словом. Понимаешь?
Про интуицию Ярослав знал и верил в нее, а вот последнее слово не понял, но спросить постеснялся. Эта девчонка по возрасту Майке его, дочке старшей, ровесница, а то и помладше будет, а вот поди ж ты, знает такое… Он, разумеется, при удобном случае и в словарик заглянет, все ж таки в университетах обучаться не пришлось, вины его в том нету, но сейчас никакого верху ее не позволит, даже в пустяках. Мужик он или нет…
— Вот ты сказал, почему остановилась и как бы выбрала тебя, — задумчиво произнесла Ремида. — И все бы вроде так… Не захочу — никто меня любить другого не принудит. Но Аристотель говорит: «Кто по природе принадлежит не самому себе, а другому, и при этом все-таки человек, тот по своей природе раб». Женщина не может принадлежать только самой себе, она обязана принадлежать мужчине, как часть принадлежит целому. Пусть не мужчине, иначе феминистки выдерут мне волосы, назовем господином женщины семью. Но всегда скреплял ее мужчина. Мы свергли отца с пьедестала почета и оказались в еще более униженном состоянии, рабы без заботливого хозяина. А те, кто разрушает семью, натравливает детей на родителей, подрывает основы отечества.
Капитан молчал. По правде говоря, он к умным разговорам с женщиной в постели не привык и относился к этому критично. Но слова Ремиды заумью не показались, Ярослав и сам так думал, может быть, иначе складывая собственные размышления.
— Хочу ребенка, — сказала вдруг Ремида. — От тебя, капитан.
— Наверно надо выйти замуж, — неуверенно произнес он. — Вон ты какая… Хоть на выставку красоты и умница притом. Небось, наш брат за тобой табуном ходит.
Она тихонько засмеялась, подняла руку и шаловливо растрепала ему волосы.
Потом нежно провела ладонью по груди.
— Ваш брат меня боится, капитан… Скажем, ты, герой-мужчина, а ведь тоже был настороже.
— Немного, — улыбнулся Ярослав.
— Вот видишь… Все мы запуганы, капитан. Но это я уже в другом, глобальном смысле. И каждый день вокруг меня духовные кастраты-импотенты, расчетливые дельцы либо хлюпики-слюнтяи вроде Янковского в «Полетах во сне и наяву». Видел?
— В море, наверно, был…
— Как родить мне от такого? От мокрицы не забеременеешь орлом… А теперь скажи: я хочу, чтоб у тебя был мой ребенок. Для меня, так важно, чтоб ты это произнес.