На самом высоком холме города строится новый дворец раса Меконнена. Он квадратной формы, с огромными окнами. На плоской крыше — несколько башенок со статуями фигуры в зеленых и синих мундирах держат в руках сабли и ружья. Харарцы окрестили эти фигуры именами итальянских генералов, разбитых недавно при Адуа. Внутри дворца — множество каморок, коридорчиков. Видно, что дворец строится без плана, как попало. Но зато основательно арки в переднем зале могли бы с успехом поддерживать мост. Мастера-индийцы расписывают стены пестрыми восточными фресками. С крыши дворца открывается чудесный вид на горы, кофейные рощи и банановые сады.
Под вечер усталость свинцом налила ноги. Булатович зашел в кофейню. Владелец ее, бойкий грек Саркиз, вынес европейцу маленькую чашечку чудного харарского кофе с мягким белым хлебом. Саркиз без умолку болтал на ломаном французском языке — видно было, что он несказанно рад новому лицу, ведь европейская колония в Хараре невелика — два десятка купцов да два-три агента торговых фирм.
Булатович не долго оставался в Хараре. Вскоре в город прибыл русский отряд Красного Креста, и через несколько дней все было готово к выступлению в Энтото. Но перед самым отъездом Н. К. Шведова пригласил геразмач Банти и сообщил, что из Энтото получено распоряжение задержать русских в Хараре.
И снова А. К. Булатович собирается в дорогу. Он Должен как можно скорее прибыть в Энтото и добиться У негуса отмены этого приказа. На сей раз предстоял еще более длинный путь — 700 километров — через Данакильскую пустыню…
Остались позади леса, окружавшие Харар, началась степь. Дорога спускается в глубокую долину. Там шумит и бурлит дикий Аваш. Мулы переходят его осторожно — долго выбирают место, куда бы можно было поставить ногу. Потом снова подъем. Трава становится ниже, исчезают банановые рощи — их сменяет колючая мимоза.
В Бальчи — небольшом селении у дороги — остановились на отдых. Здесь есть монастырь. Посреди двора — круглая церковь. В полумраке церкви — ее маленькие окошечки прикрыты ставнями — Булатович увидел алтарь, весь увешанный иконами — так же как и в Хараре, иконы тесно лепились друг к другу в полном беспорядке. Узнав, что московский гость осматривает храм, вышел старик священник с худым бритым лицом и коротко остриженными волосами. Слабым голосом он произнес благословение и охотно стал показывать иконы.
Пониже икон — картины. Священник поясняет, что всадник под двумя зонтиками, едущий по желтому песку пустыни, — это император Менелик, а сзади него — императрица Таиту. В углу картины — два квадратика. В одном слон, пронзенный копьем, в другом — сраженный лев. Это запечатлены охотничьи подвиги негуса.
По дороге в Энтото не обошлось без происшествия, и притом неприятного. О нем не упоминает Александр Ксаверьевич в своих книгах, умалчивают об этом пока и архивы. Лишь со слов Николая Степановича Леонтьева мы знаем, что на Булатовича и его спутников напали кочевники-данакильцы и отобрали у них все вещи и мулов, оставив их среди пустыни без всяких средств передвижения и воды.
Н. С. Леонтьев — отставной поручик лейб-гвардии уланского полка — фигура чрезвычайно колоритная. Авантюрист международного класса, заинтересованный — лишь в личном обогащении, он был не лишен энергии, предприимчивости и способностей. Именно в силу этих качеств Леонтьев организовал на свои средства экспедицию в Эфиопию и во многом способствовал установлению дипломатических отношений между ней и Россией. Затем он поступил на службу к Менелику, был назначен правителем Экваториальной провинции и возведен в сан дадьязмача. На этом посту Леонтьев повел себя таким образом, что негус расстался с ним без всякого огорчения и даже намекнул на необязательность его появления в Эфиопии. Умер Леонтьев в 1910 году в Париже.
31 мая 1896 года Леонтьев со своими людьми по делам выехал из столицы в Харар и через три дня — 2 июня — около 11 часов утра натолкнулся на терпевших бедствие Булатовича и его спутников. Вероятно, это была первая встреча русских путешественников в Африке. Нужно отдать должное Леонтьеву он щедро снабдил соотечественника всем необходимым для продолжения пути и, кроме того, дал рекомендательные письма к проживавшим в Энтото французам Клошету и Мондону-Видайе.