Перебрасываю через стремнину моим товарищам чалку, один конец которой обвязываю вокруг талии. Затем сталкиваю каяк в воду и прыгаю в него. Лодка трещит, однако кое-как держится на воде. Мне очень трудно сохранять равновесие и управлять выведенной из строя посудиной. У самого берега она все-таки черпает воду и опрокидывается. Течение сильное, но мне удается ухватиться за стебли папируса, и Жан с Джоном вытягивают меня, а затем и каяк на берег.
Теперь мы все трое на болотистом берегу. Нам предстоит выбраться на верхнюю террасу берега с доброй сотней килограммов груза на плечах. Покрывающие берег папирусы растут в тинистой грязи, в которую можно провалиться на глубину до четырех метров. Единственный выход — резать папирусы и устилать ими путь. К счастью, перед самым отплытием мы приобрели прочные ножи. Хороши бы мы были без них!
Продвигаемся цепочкой, передавая друг другу мешки со снаряжением. Чтобы преодолеть двести метров, затрачиваем уйму времени. Можно прийти в отчаяние. Когда мы смотрели с реки на покрытую густой травой террасу, возвышавшуюся над руслом Кагеры, нам казалось, что она расположена совсем рядом. Между тем болоту нет конца. Вымокшие и измазанные с головы до ног, задыхаясь в душных испарениях, барахтаемся в трясине. На поверхность стоячей воды поднимаются крупные пузыри газа... От потревоженной нами тины распространяется ужасное зловоние, которое издают разлагающиеся растения и животные. Мы не знаем, как избавиться от пиявок, облепивших наши ноги. Когда их отрываешь, на теле остаются маленькие болезненные подтеки.
Время от времени слышно громкое шлепанье — недалеко от нас, очевидно, плюхаются в воду какие-то огромные животные. Сразу же вспоминаем о населяющих эти места крокодилах — тут для них рай. Но увидеть нам ничего не удается — мы буквально утонули в чаще папирусов.
Самое ужасное — комары и всевозможные насекомые, которые густыми тучами вьются над болотом. Очень скоро начинаем страдать от их болезненных укусов.
Вспоминаем о парижских друзьях, пугавших нас страшными рассказами о мухе цеце и малярийных комарах. Интересно, что бы они сказали, увидев, как мы тут увязли в болоте, облепленные неимоверным количеством насекомых.
Наконец мы миновали папирусы. Полагаем, что прошли более полкилометра. Однако
наши мучения на этом не кончились. Мы попали в зону колючих кустарников,
пробираться через которые не менее трудно.
Это — заросли акаций с острыми шипами, опутанные лианами. Последний паводок покрыл их грязью и водорослями. Земля вся в глубоких рытвинах. Джон, вооружившись мачете, отчаянно рубит эту, как он выражается, окаянную растительность. Здесь высокий рост ему явно мешает — продвигаться можно только ползком. От этого он еще пуще бранится.
К комариным укусам теперь прибавились муравьиные. Можно подумать, что насекомые яростно мстят нам за то, что их потревожили. Они сыплются на нас отовсюду мелким дождем. Самые страшные мучители — маленькие красные муравьи, длинными вереницами ползающие по стволам и ветвям деревьев: их укусы — подлинная пытка. Они вынуждают нас каждую минуту бросать кладь, чтобы стряхнуть их. Но прежде чем нам удается это сделать, их челюсти успевают вонзиться в кожу, распространяя сильный запах муравьиной кислоты. Однажды, чтобы подтащить каяк, я оперся о дерево. Гнилой ствол не выдержал, и я по пояс очутился в липкой грязи. Страх сковал меня. Каждую минуту могу погрузиться с головой в трясину. Подоспевшему Джону оказалось не так-то просто выручить меня из беды.
Мы совсем выбились из сил, но стараемся сохранять хладнокровие. Опасность не позволяет терять голову. Я все еще никак не могу опомниться после своего "кораблекрушения". Все случилось так внезапно — даже не было времени дать себе отчет в том, что произошло.
Мы почти не разговариваем, и до тех пор, пока не выберемся отсюда, я не узнаю, почему Джон в грязи с головы до ног, отчего у него огромная шишка на лбу и раны на ногах. Вероятно, он тоже попал в переделку. Сильными взмахами мачете он молча рубит лианы.
Мы во всем солидарны, и этого достаточно: ни жалоб, ни упреков, ни бесплодных сожалений. В таких обстоятельствах одинокий человек счел бы свое положение почти безнадежным. Упадок духа подстерегает одиночку и может оказаться для него роковым. Возможно также, что более многочисленная группа не обладала бы тесным единением, необходимым для преодоления трудностей. Среди большого числа людей всегда может оказаться человек более слабый физически или морально. Втроем же мы чувствуем себя как бы спаянными опасностью — объединяем усилия и продвигаемся, правда, наугад, но вперед и вперед.