Наконец, появляются жандармы. Вмешательство властей как нельзя более своевременно: без него нам бы не миновать расправы.
Жандармы тащат нас к омда, но он отказывается заняться разбором столь щекотливого дела. Нас ведут дальше, на этот раз в местное отделение полиции, под ропот толпы, поднимающей вокруг клубы пыли. Все в затруднении. Как поступить с тремя субъектами, разгуливающими по каналам в чудных маленьких суденышках? Приходится добрых два часа торговаться с каким-то чином, что-то повторяющим с чужих слов. Видно, что он не хочет брать на себя ответственность. Советуем ему позвонить в ближайшую префектуру и доложить обо всем начальству. Он долго колеблется, прежде чем так поступить.
Несколько часов спустя начальник полиции Менуфы, крупного города в районе Дельты, километрах в пятидесяти к северу от Каира, посылает за, нами полицейскую машину. Уже пять часов вечера. Мы позавтракали арбузом, заплатив втридорога стражнику, который нам его принес.
Наконец мы доставлены в отделение провинциальной полиции. В комнате для арестованных, куда нас вталкивают, уже находится странствующий фотограф, чей аппарат только что разбила толпа. С беднягой обошлись круто: у него все лицо в синяках и ссадинах.
Появляется префект полиции в сопровождении свиты офицеров. Сам он — в штатском. Держится корректно, обращается с нами вежливо. Мы оживаем. В полицейских помещениях всегда невольно испытываешь чувство виновности, особенно если ты невиновен, и это чувство автоматически усиливается, когда находишься перед облаченными в мундир людьми, выпячивающими грудь.
Префекту с одного взгляда становится ясно, что на него свалилось то, что называют "кляузным делом". Он поручает помощникам разобраться с фотографом (тому, боюсь, повезло меньше, чем нам), а нас приглашает в свой кабинет. Тотчас раскладываем перед ним наши удостоверения — а их у нас, слава богу, достаточно! — показываем вырезки из каирских газет, где нашим подвигам пелись бесконечные дифирамбы. На следующий день после нашего прибытия в столицу каирские газеты пространно поведали читателю, снабжая свои сообщения многочисленными фотографиями, об "удивительных подвигах трех смелых молодых спортсменов" на Ниле. Нас окрестили "тремя мушкетерами", "героями великой африканской реки". И вот как обращаются с этими героями здесь!
— Я сообщу об этом своему послу, — восклицает Джон, пылая законным негодованием.
— Мы расскажем газетам всего мира, как с нами тут поступили, — подливает масла в огонь Жан, чье возмущение тоже отнюдь не наиграно.
Под градом упреков префект рассыпается в извинениях. Говорим ему, что очень беспокоимся за наши каяки, оставленные на произвол судьбы на берегу канала. Какие могут быть разговоры! Префект тотчас же усаживает нас в машину и везет на место происшествия. Лодки целы. Их никто не посмел тронуть. Хотим тотчас же отправиться дальше, но префект и слышать об этом не хочет.
— Как, вы собираетесь ехать! Это невозможно... Оставайтесь на вечер в Менуфе. Я организую вашу охрану, все посты по Нилу будут оповещены, и вы мирно завершите свое путешествие.
Префект — сама предупредительность. Он отвозит нас в Менуфу, показывает город и устраивает в нашу честь прием в клубе. Нас ждут мягкие постели. Египет — поистине страна контрастов!
На следующий день отправляемся дальше. На берегу канала толпится народ, но на этот раз все ведут себя спокойно. Нас эскортирует зеленый полицейский грузовик. В нем находятся два офицера, один — в форме начальника района, другой — в штатском; в глубине кузова уселись шесть стражников. Теперь нас всюду принимают за важных особ.
В полдень под наблюдением милейших жандармов закусываем провизией, доставленной начальником района. Толпа почтительно держится в сотне метров от нас.
Грузовик сопровождает нас весь день. Он аккуратно дежурит вблизи мостов, в местах забора воды и во всех населенных местах.
Когда дорога отходит в сторону от канала, грузовик уступает место трем всадникам, которые целый день не спускают с нас глаз. Таким образом, все двадцать четыре часа в сутки находимся под охраной. На самых маленьких островках дежурят жандармы и каждый час нас останавливают, чтобы спросить — все ли в порядке и не нужно ли нам чего?