По новым чертежам

Светлана Кекова ПО НОВЫМ ЧЕРТЕЖАМ

У Татарского вала

1

Кто уходит из дома без меча и шелома,
чьи одежды — как белые хлопья?
Поднимайте знамёна против стен Вавилона,
заостряйте незримые копья!

Что-то воинов мало у Татарского вала,
и забыты они, и убиты.
Их нетленные кости спят на нищем погосте,
виноградной лозою увиты.

Как же мать их блудни’ца не смогла повиниться,
что сыновьих не слышала стонов?
Не любовь, не свободу — помутневшую воду
из разбитых пила водоёмов.

Мокнет дерева крона, чует падаль ворона,
солнце скрылось давно за горами…
Поднимайте знамёна против стен Вавилона
и готовьтесь к невидимой брани!

Время движется, время — словно тяжкое бремя
давит грудь и поникшие плечи.
Но за страшным порогом всё, что создано Богом,
станет местом невидимой встречи.

2

Пока ещё во временной гробнице
лежит твоё поверженное тело,
любуется свободная душа
летучей красотой цветного луга,
шатром небес, излучиной реки,
движеньем рыб в её глубинах тёмных…

Следит душа за стаей вольных птиц;
её влечёт орла полёт державный,
волнуют крики чаек, плеск волны,
песок зернистый и сухой ковыль,
которым зарастает вал Татарский.

Что ты, душа моя, ещё увидишь,

3

Поздней осени лист неожиданно входит в пике,
и душа говорит на невнятном своём языке, —

так лепечет дитя, что вверху, в дождевых облаках,
пролетает Архангел с оливковой ветвью в руках,

так бормочет ручей, спотыкаясь о спины камней,
что во время грозы будет небо ещё зеленей,

и прозрачней, чем слово, озёрная будет вода,
и печальней, чем Ангел, последнего ждущий Суда,

будешь ты, человек, собирающий лиственный хлам,
созидающий заново духа разрушенный храм…

4

Лик омыли мы, сердце очистили,
грудь открыли навстречу беде,
чтоб сияли нездешние истины
в нашем сердце, как звёзды в воде.

Сколько мы понапрасну растратили
и, не зная значенья утрат,
за семью мы искали печатями
непонятный, неведомый клад.

Лишь нежданная милость прощения
снимет с сердца проклятия груз —
так прими, словно знак очищения,
чудный звон налагаемых уз.

5

Уже не шелестит песок в стеклянной колбе,
не молится звезда, как мёртвый о живом,
мы плачем на земле, в юдоли зла и скорби,
стирая капли слёз прозрачным рукавом.

Как источает свет луна в небесной тверди,
пока лежит в земле прозябшее зерно?
Зачем одел Господь нас в это тело смерти
и дал нам в пищу хлеб и красное вино?

Но целый мир молчит преступно иль беспечно
на голубых холмах и в устьях тихих рек…
Нам всё дано, мой друг, сейчас, и здесь, и вечно,
но дивный дар принять не хочет человек…

Не держит душу плоть — ах, только б сил хватило
понять, что вновь Господь последний миг дробит
на тысячу частей — и движутся светила
по новым чертежам расчисленных орбит.

6

Ещё нам далеко до Рождества,
хотя повсюду — ёлки, ёлки, ёлки…
Разрушенной империи задворки
украсил снег, как белая листва.

Жизнь раскололась, как пустой сосуд,
и на снегу лежит осколков груда.
Грядёт не Новый Год, а Страшный Суд,
и всё же мы надеемся на чудо —

на то, что с нами встретится Господь
как с сыновьями, а не с должниками,
и земляную, злую нашу плоть
пересоздаст любовными руками.

7

Распростёр над миром объятья огня костёр.
Мы встречаем ночь под созвездьем семи сестёр.
А одна сестра не смыкала всю ночь очей,
собирала тихо золу из семи печей —

и уже доносится отзвук семи громов,
на простор выносится соль из семи домов,
и слепые молнии землю огнём кропят,
и в святом безмолвии дети в кроватках спят.