Не пошла бы она волдырями, подумал Громов.
Он побрел к берегу, стиснув зубы, пробежал по нагревшейся дорожке, пробуя перепрыгивать через две ступеньки, мощными рывками отталкиваясь руками от перил.
Когда волосы начали высыхать, на их кончиках, на затылке, стала появляться соляная корка.
Журналисты болтали, ели, пили, еще, наверное, часа два. Остаток командировки стал походить на туристическую поездку.
Сергей нервно вздрогнул, когда телефон зазвонил вновь, посмотрел на часы. Группа успевала вернуться в Москву. Илья не ошибся, предположив, сколько пройдет времени, прежде чем они позвонят.
«Мать твою!» — подумал Громов, готовясь к самому худшему.
— Мы едем к вам, — услышал он голос корреспондента. — Встречаемся у пресс-центра, как и договаривались?
У Сергея словно свалилась гора с плеч. На лице, которое только что было озабоченным, расцвела улыбка.
— Да, — ответил он.
— Собираемся? — переспросил Сергея Илья.
— Да!
Они чуть задержались для того чтобы смыть остатки грязи, одеться, доесть виноград и арбуз. Не бросать же все это на пляже, а брать с собой — не хотелось.
Когда Игорь подкатил к пресс-центру, новоприбывшие уже сидели с аккредитациями на шеях перед входом, рядом с сумками и аппаратурой, как будто ожидали поезд на платформе. И корреспондент, и оператор — курили. Возле них валялось несколько окурков, но было трудно понять — они ли их оставили или кто-то кто ждал транспорт до них. Вообще-то сигареты лучше привозить с собой, запастись парочкой блоков в Москве или даже в дьюти-фри, все равно обойдется гораздо дешевле. В Европе пачка сигарет стоит обычно три-четыре евро. В Израиле стоила в пересчете — примерно столько же.
— Привет! — сказал Сергей.
— Привет, привет.
Новоприбывшие поднялись, как только машина остановилась, едва разглядев за покрытыми пылью стеклами своих коллег. Приятно встретить знакомых так далеко от дома.
— Давно сидите? — спросил Громов, разглядывая окурки.
— Минут пятнадцать.
— Ого, вы и накурили.
— Так ведь в самолете не покуришь.
— Надо за здоровьем следить, — назидательно сказал Сергей, как будто сам все эти дни не дымил как паровоз, выкурив и свои запасы, а привез он с собой блок и, забравшись уже в запасы Ильи, который привез полтора блока, — поехали в Хайфу, по дороге расскажу, что здесь к чему.
— Я твои сюжеты просмотрел перед отъездом, — сказал корреспондент, — немного в курсе.
— Как сюжеты?
— Отличные. Один из них на летучке после выпуска обсуждали. Дескать, сделал лучше всех из наших каналов.
— Спасибо на добром слове, — промолвил Громов. — Только ты мне зубы не заговаривай и давай рассказывай, что с вами приключилось.
Визу корреспонденту выдали давно, на три месяца, и он как-то не обратил внимания, что срок ее уже как месяц назад истек, думал, видимо, что она, как и Шенген, выдается для тех, кто часто ездит в Европу, как минимум на полгода, а то и на год или даже на три. Но самое удивительно было в том, что это просмотрели в Шереметьево, пограничники пропустили, поставив в паспорт выездную печать. Обнаружилось все только в Бен Гурионе, там спецслужбы строго следили за соблюдение всех законов. Дело действительно могло дойти до принудительного выдворения из страны, пришлось подключать силы редакции, звонить в посольство России в Израиле, объяснять, что к чему.
— В редакции все на ушах стояли, — воодушевленно рассказывал корреспондент.
Ох, если бы его отправили обратно, не обошлось бы без скандала. Четыре часа группу не выпускали из аэропорта, препроводив в местное отделение спецслужб, а потом прямо в аэропорту визу продлили. Не вклеили новую, а именно продлили, написав в паспорте от руки, что она действует еще на тридцать дней. Случай уникальный. Такого вообще никогда, наверное, не случалось.
— Остается только поздравить тебя с удачным исходом, — сказал Сергей, — поехали в Хайфу, бедолаги.
В последний день, вернее в крайний, как говорят летчики о своих полетах, Громов решил оставить новоприбывших на произвол судьбы.
— Шабат, — сказал он глубокомысленно, потом пояснил, что пришла суббота, никто в этот день работать не должен, поскольку это кощунственно и противоречит местным религиозным обычаям.
— Тогда я тоже буду бездельничать. Пойду искупаюсь. Я еще в море не купался, — стал строить планы коллега.