— Зацепить, конечно… Но… а как же классика? Шекспир, например? Или Островский?
— И Шекспира теперь в современных костюмах играют, Ромео — чуть не байкер… Ты что, не знала? И фильм не видела? Хотя у тебя ж видика нет… Драматургиня, нечего сказать! А по Островскому — «Жестокий романс».
— Ой, точно! Я и забыла. Там еще Михалков молодой!
— Вот-вот, и я о том же. Ну кто б это кино, скажи на милость, смотрел без Михалкова? Без красотки Гузеевой восемнадцати лет? Без цыганских танцев? И без романса про Анапу?
— Про Анапу?
— Ну этот же… Как его: «А на-по-следок я скажу-у-у»?
— Нет, но все-таки… а настоящая классика? Традиционная, я имею в виду? — упиралась Вероника. — Согласно авторским вариантам. Она, по-твоему, умерла? Или… отменили ее?
— Ну как тебе сказать… — вздыхала безжалостная Светка. — Не то чтобы умерла… А скажем так — плоховато себя чувствует. Она, скажем так, давно не в расцвете лет. И умные режиссеры это давно поняли. Да что режиссеры! Сейчас вон даже литературную классику на феню переводят! Попроси-ка свой одиннадцатый тебе продвинутого «Онегина» принести! Уж его-то они знают…
После таких бесед случались с Вероникой приступы запоздалого, но поистине свирепого стыда. Мысль о какой-нибудь дурацкой реплике способна была буквально удушить, испепелить!
Приходилось отвлекаться изо всех сил. Вероника занялась генеральной уборкой. Удивительное дело — время на нее откуда-то вдруг нашлось! Вообще время ни с того ни с сего надумало вдруг остановиться, а потом еле-еле тронуться дальше черепашьим шагом. Так что за неделю она успела перемыть весь кафель в кухне и в ванной, перетереть до блеска всю посуду в серванте и наконец-то перегладить все белье до последнего носового платка.
Туська, застав ее штопающей носок на лампочке, вытаращила глаза и спросила:
— Мам, ты воздушный шарик зашиваешь?
Пачки проверенных тетрадей леденяще-симметрично покоились на столе. Проверялись они теперь как бы сами собой и приносили Веронике даже некоторое облегчение: мысли на время переставали панически метаться, перескакивая с одного на другое, и сосредоточивались в невозмутимой области орфографии и пунктуации.
Однако надо было куда-то девать еще и вечера!
Детективы, насильственно перечитываемые по второму разу, шли туго. Нить повествования то и дело терялась. Герои назойливо твердили одно и то же, пока не вспоминалось, что сцена таинственной болезни леди Браун была прочитана еще позавчера.
Вероника отодвигала книгу, подходила к окну. Но теперь никакие призрачные фигуры, сколько она ни вглядывалась, не оживляли ночной пейзаж. Звезды светили холодно и равнодушно. Ноябрь выдался без сантиментов: ни снега, ни дождя, ни солнца. Изредка срывались легкие белые хлопья, но, не достигнув земли, таяли на глазах.
Где-то за прозрачной завесой этих хлопьев скрывались от нее неведомые театры, в которых ставились спектакли традиционные и новаторские, и придирчивые зрители дотошно разглядывали костюмы персонажей — исторические и современные, а быть может, даже с элементами эротики.
Каким же покажется им платье синьоры Вероники? Какими — ее слова и улыбка?
Режиссер, несомненно, угадает это сразу! Увидит словно наяву!
А может быть, он уже УГАДАЛ? УВИДЕЛ?
Ожидание перемен с каждым днем нарастало, нависало в воздухе над притихшими улицами, как диссонирующий аккорд, как стихотворная строфа без последнего слова…
Глава 22
— Не пишешь? Все вдохновения ждешь? — поинтересовался муж, заглядывая в кухню. — Ну, извини, что помешали…
Из-за его плеча выглядывала длинноволосая блондинка. Одна белесая прядь закрывала ей, как Светке, улыбающийся глаз. Но в отличие от Светки блондинке, видимо, это было неудобно, и она время от времени откидывала прядь рукой с перламутровыми ноготками.
«Неужели?!» — с ужасом мелькнуло в голове у Вероники.
— Вот… познакомиться приехали, — сообщила блондинка с милой непосредственностью.
Вероника кивнула и не нашлась что сказать. Сомневаться было больше не в чем.
— Одобряешь мой выбор? — кивнув на свою спутницу (та развратно припала к его плечу), осведомился Николай. — Все-таки бывшая спутница жизни!
И посмотрел на Веронику с запоздалым укором.
Вероника не знала, куда деваться от стыда.
— Коль, ты прости… — жалко забормотала она. — Я и вешалку тебе пришить не успела… Но если б ты предупредил… А я как раз борщ варить собиралась…
— Да ладно! — махнул он рукой и, приобняв блондинку, подтолкнул ее вперед. — Она все сделает!
Вероника покосилась на соперницу. Так и есть: параметры девяносто-шестьдесят-девяносто были как будто напечатаны на ее черном переливающемся платье! Безупречные ноги текли от ушей!
И где только в Воронежской нашлась такая?!
Но тут же вспомнилось: когда-то, когда они первый раз приезжали познакомиться с родней, забегала какая-то девочка-соседка…
— Соседка матери! — представил Николай. — Модель! Зовут Джордана…
— Бруно? — глупо спросила Вероника.
— Ариведерчи, — с упреком ответил бывший супруг. — Мы вообще-то ненадолго, у нас билеты на Канары…
В доказательство новая подруга приспустила плечико платья, под которым обнаружилась лямка ярко-красного купальника.
Не в силах вынести такого зрелища, Вероника отвернулась.
— И решили вот стол тебе на память оставить, — заключил Николай. — У настоящего писателя первым делом должен быть письменный стол. Я счас быстренько из нашей кровати переделаю…
В руке его мелькнул молоток. Блондинка подала коробку с гвоздями. Звуки ударов загрохотали в ту же минуту — безжалостно, бесповоротно, безвозвратно…
…«Бум-бум-бум!» — что есть силы колотили в дверь, и голос соседа Паши рычал:
— Вера! Верка!! Ты там спать улеглась, что ли? Муж твой звонит! Колька!
— Обалдел, что ли?! Детей разбудишь! — закричала полушепотом и Вероника, справившись с замком и откидывая цепочку.
Паша сгоряча открыл было рот.
Она погрозила ему кулаком и глянула свирепо.
Он растерянно закрыл рот.
Запирая свою дверь, она окинула взглядом коридор и две двери.
Коварная блондинья улыбка мелькнула в воздухе последний раз и растаяла в полутьме.
— Это ж межгород! Деньги идут! — пустился в обвинения Паша на своем пороге. — Зову, зову — никакой реакции!! Стучу, стучу…
— Ясно! — оборвала Вероника, пробегая мимо, к тумбочке с телефоном.
— Это я, — сказал в трубке голос Николая.
— Угу, — отозвалась она, все еще тяжело дыша.
Помолчали.
— Ты извини, что не предупредил. Не стал будить. Деньги дали — никто даже не ждал. Думал за пару дней управиться… Сердишься?
Она вздохнула. Дыхание понемногу выровнялось.
— Девять соток уже вскопал, — доложил он. — А сегодня дождь. Вот пришел на почту позвонить…
— А сколько осталось? — спросила она.
— Три… Как там наши?
— Нормально.
Помолчали еще.
— Туська на Новый год снежинкой будет, сказали готовить костюм, — сообщила Вероника.
— Ну купи ей! Продаются они?
— Не знаю, еще не смотрела.
— А Маришка кем?
— Не решили, какой танец будет танцевать.
— Ну, деньги бери, — велел он, — знаешь где.
— А как баба Лара? — вспомнила она.