«Вот это, кстати, и делает человека человеком», — отметил Шатков, сел в кресло, стоящее перед столиком, сумку кинул под ноги.
— Кошелек держишь рядом с собой, не выпускаешь из рук? — Нэлка серебристо, будто русалка, засмеялась, она и сама походила на утомленную морскую русалку, выбравшуюся на берег для людских услад, кивнула одобрительно: — Правильно делаешь!
— Привычка, — отозвался Шатков и подумал: «Сюжет развивается слишком медленно. Но вскоре он покатится, покатится, загромыхает колесами на стыках — вскоре еще появятся действующие лица. Для начала — эти двое. А потом будут еще».
— Душ принимать будешь? — спросила Нэлка.
— Буду.
Он расстегнул куртку, бросил на пол, расстегнул рубашку. Нэлка произнесла удовлетворенно:
— Ого!
— Для кого «ого», а кому способ зарабатывать себе на жизнь.
Нэлка не выдержала, рассмеялась. Тихо, расслабляюще.
— У нас в институте ходила присказка про мальчиков в длинных пиджаках. Мы, девчонки, не любили длинные пиджаки. Спрашивается, почему? А когда танцуешь с мальчиком, он прижимается к тебе, что-то шепчет, но ты совсем не знаешь, любит он тебя или нет? Стоит у него или не стоит? Все прикрывает длинный пиджак, — Нэлка произносила вещи пошлые, затертые, но это не звучало у нее пошло.
Шатков вытащил из сумки свежую рубашку, сбросил с себя трусы и, прикрывшись ладонью, как фиговым листком, прошел в ванную. Он действовал нарочито грубо, открыто — стилю, который он избрал в кафе, нельзя было изменять.
Быстро принял душ, сменил рубашку, вернулся в комнату. На его месте в кресле сидела Лариса, равнодушно рассматривала ногти. Джинсовая куртка Шаткова нетронутой лежала на сумке — как бросил он ее на сумку, так она там и лежала, рисунок складок не изменился. Нэлка гремела посудой на кухне — что-то готовила. Кажется, кофе. Точно, кофе — из кухни едва уловимо тянуло вкусным знакомым запахом.
— Ты какой институт окончила? — выкрикнул Шатков.
— Педагогический. А что?
«Не люблю вопроса: „А что?“, — подумал Шатков. — Есть в нем что-то неряшливое, полоротое, по-крестьянски безмозглое. „А что?“, „Чаво?“, „Да ничаво!“»
— А я думал — кулинарный техникум. Слишком вкусно пахнет. Кофе, во всяком случае, не морковный.
— Как можно долларового клиента угощать морковным кофе?
— Давно не слышал, чтобы меня называли клиентом.
— А ты как хочешь? Пациент, пассажир, абонент, заказчик, подрядчик, абонемент? Что предпочтешь, а? Займи лучше Ларису!
Лариса неожиданно хихикнула, округлила глаза, Шатков понял, что эта молчаливая черноволосая — с примесью татарских кровей девушка — может смеяться над чем угодно, покажешь ей палец, и она будет хихикать над пальцем — такова у нее натура.
— Вы тоже из педагогического? — вежливо, на, «вы», спросил Шатков.
— Тоже, — Лариса быстро глянула на него и отвела глаза в сторону. Снова хихикнула.
— Ты что, ее щекочешь? — выкрикнула Нэлка с кухни. — Чего она у тебя хихикает?
— И работаете… педагогом? — Шатков мысленно выругал себя — разве можно задавать такие вопросы? Обвел рукой пространство, потом ткнул пальцем в гипсовые слепки. — Нэля человек талантливый, правда?
— Да, — тихим нежным эхом отозвалась Лариса. Шатков невольно погрустнел — будет ли голос этой женщины таким же нежным, когда он уснет и в квартиру беззвучно войдут двое амбалов?
Минуты через три появилась Нэлка, неся резной поднос с тремя черными обливными чашками и блюдцем, на котором тесно гнездились крохотные бутербродики с сыром и колбасой.
— Твоя чашка — вот, — показала Нэлка Шаткову на чашку, находящуюся у нее под рукой, — я тебе чуть покрепче сделала — ты мужчина, тебе можно, — а нам с Лариской чуть послабее… Бери.
У Шаткова перед глазами мигом зажегся красный предупреждающий огонек — не подмешала ли чего Нэлка в кофе? Он снова обвел пространство рукой, специально задержался на гипсовых слепках.
— У вас, Нэля, самая удивительная квартира из всех, которые я когда-либо видел, — сказал он вежливо. Нэлка, радостно улыбнувшись, заскользила глазами вслед за его рукой, остановилась на гипсовых слепках. Шатков взял чашки с подноса и поставил на стол. Ту чашку, которую Нэлка приготовила для него, он поставил перед Ларисой.
— Есть коньяк, есть водка, есть ликер, — сказала Нэлка. — Что будем пить?
— Мне немного коньяка, — попросил Шатков.
— Ликер!
— И я — ликер. Что-то на сладкое потянуло, — игриво произнесла Нэлка. — С чего бы это? А, подружка? — Она потеребила Ларису за плечо, разлила ликер по крохотным, украшенным серебряным кантиком стеклянным стопкам, достала бутылку коньяка, налила Шаткову. Его стопка тоже была крохотной, ликерной.