— И долго я еще буду здесь сидеть? — спросил у него Шатков.
Человек ничего не ответил, молча запер дверь.
На ужин Шаткову принесли то же самое — видать, местный «ресторан» разнообразием блюд не отличался: вареное мясо, картошку, половину огурца и чай с хлебом. Шатков понимал, что происходит, понимал, что и резких движений ему сейчас делать нельзя — они только насторожат Николаева, одновременно он понял и другое — держать взаперти его приказал не Николаев, а кто-то другой, более сильный, стоящий на лесенке выше Николаева. Кто это был — предстояло выяснить. «Если, конечно, до того мне голову не свернут, — невесело подумал Шатков, — нравы здесь, как в Турции, где мягкой мебелью считается хорошо заостренный кол».
Выпустили его утром следующего дня, вывели во двор, сонного, небритого.
— Видать, есть у тебя бог, раз ты живой, — насмешливо проговорил парень с железным лицом. — Оберегает тебя. Я уж думал, что ночью запакуют тебя, утрамбуют в картофельном мешке и унесут в овощехранилище, чтобы не пахнул. — Оглядел Шаткова, похмыкал в кулак: — Ну и видок!
Шатков угрюмо покосился на парня, сказал:
— Не знаю тебя и знать не хочу! — окинул взором широкий, не по-осеннему щедро залитый солнцем двор, удивился про себя: вчера день был хилый, сопливо-серый, неприглядный, и земля в нем виделась неприглядной, сегодня же все преобразилось, расцвело ярко, пышно, своей краской заиграла каждая былка, каждый сухой кустик, каждый камешек, — улыбнулся тихо: а хорошая все-таки штука — жизнь! И то, что он жив — хорошо…
— Напрасно, напрасно ты так, — сожалеюще произнес парень с железным лицом, — грубостей я не люблю, за грубость тебе придется заплатить, — но Шатков не отозвался, покосился в другую сторону, отмечая, что есть на дворе, кто тут присутствует, что изменилось со вчерашнего дня, и двинулся к закутку Адмирала — в единственно живое место, куда он еще мог пойти, поскольку, как оказалось, только Адмирал в этой команде был человеком, все остальные люди были не люди.
Иномарок под навесом, что стояли вчера, сегодня не было — Николаев отбыл куда-то вместе с охраной. «Куда? — задал себе вопрос Шатков и ответил невесело: — На Кудыкину гору!» Он много бы дал сейчас, чтобы знать, куда уехал Николаев.
— А-а, заключенный номер один? — вытирая руки о какую-то тряпку, поднялся Адмирал.
— Почему номер один?
— Потому что номера два нету. Я переживал за тебя. Били? Нет? — И когда Шатков отрицательно мотнул головой, Адмирал вздохнул по-ребячьи жалостливо, обхватил Шаткова за плечи и повел к столу. — Парень ты хороший, по лицу вижу. Мне ты понравился. Сейчас я тебя вкусным чайком угощу, английским, «эрл грэй» называется, с отдушкой. Пил когда-нибудь «эрл грэй»?
— Нет.
— Садись, садись. Сейчас выпьешь, попробуешь, что это такое.
Шатков сел и неожиданно увидел у своих ног детскую эмалированную ванночку розового цвета, на треть наполненную водой. В ванну было помещено ведерко, украшенное сверху нашлепкой мха, рядом с ведерком плавала дощечка, на которой сидела большая толстая лягушка с выразительными влажными глазами и довольно равнодушно посматривала на Шаткова. Шатков удивился: а это что за царевна? И раз царевна, то почему такой равнодушный взгляд? Он устало улыбнулся и спросил у лягушки вслух:
— Ты кто?
Лягушка, естественно, не ответила, шевельнулась на дощечке, перевешиваясь на один бок, и дощечка, словно под ней заработал гребной винт, поплыла по ванне: лягушка была существом сообразительным, знала, как ходят корабли по морю…
Чуть поодаль Шатков увидел резной домик с высокой, — «готической постройки» — крышей, которую не заметил в прошлый раз. Квадратная дверца домика была готовно распахнута. «Собака, что ли?» — Шатков легонько свистнул и удивился, когда из распаха показалась сытая кошачья морда с гусарскими пышными усами.
На подворье Адмирала располагался, оказывается, целый зверинец, индоуток Вани и Фени не было видно — видать, уединились где-то, решая сложнее семейные проблемы.
Вернулся Адмирал с двумя чашками чая в руках, повел головой в сторону детской ванны:
— Лягушку зовут Тотошей, у нее большое горе — ушел муж. Мужа звали Кокошей. А обитателя терема величают, естественно, Леопольдом. Ваня, Феня, Тотоша и Леопольд — вот и все мои сожители. Был еще Кокоша, но теперь его нет. — Адмирал поставил чашки на стол. — Варенье хочешь?
— Чай с отдушкой и варенье? — Шатков отрицательно покачал головой.