Тем не менее, ему удалось отразить атаку. Он поднырнул под защиту Тоба, мощным ударом поразил его в живот и вытащил меч. Тот схватился за гриву лошади, обагряя ее бока потоком крови. Это явилось сигналом к отступлению. Бандиты беспорядочно отхлынули, забрав лошадей убитых. Тоб двинулся за ними, удерживая рукой рану.
Когда пыль рассеялась, и эхо копыт угасло за горизонтом, Нат и Боа вновь остались одни на пьедестале, окруженные трупами в лохмотьях. Кари исчез, равно как и вьючная лошадь, а с ними и весь поисковый инструмент. Испытывая боль в руках, молодой человек опустился на землю и поддержал Боа, которая обильно истекала кровью. Он заставил ее лечь и перетянул ее раны кусками ткани, содранными с убитых. Будь у него набор медикаментов, он попробовал бы сшить края разрывов и остановить кровотечение при помощи подходящей мази, но ящичек с хирургическими инструментами находился сейчас в руках ренегатов.
Ситуация складывалась не блестяще. Подбирая разбросанное оружие, Нат где-то на середине постамента наткнулся на то, что осталось от свистка-детонатора. Растоптанная в пылу схватки, драгоценная костяная трубка превратилась в пригоршню желтоватых осколков. Нат собрал их, сам толком не зная, зачем. Возможно, потому что Рацца когда-то внушил им почтение к этой странной флейте.
В конце концов, он сунул осколки в боковой карман кирасы и опустился на колени рядом с Боа. Она выглядела такой бледной, что он не рискнул перенести ее под своды храма. От боли волосы рабыни шевелились, словно клубок змей; в этом зрелище было что-то пугающее. Нат отошел на три шага, воткнул меч в землю, соединил руки на гарде и склонил на них голову в молитвенной позе рыцаря-искателя. Он знал, что это положение является частью погребального ритуала, но состояние Боа, ее резкие провалы в беспамятство казались ему предвестниками скорой агонии.
Она и в самом деле не имела ни малейшего шанса выжить. Без должного ухода, да еще в ледяной ночи, которая ускорит процесс физиологического распада. Вот если бы она продержалась до рассвета, утреннее солнце восстановило бы ее энергетические резервы и запустило бы механизмы восстановления тканей, сомкнув зияющие раны, из которых уходила ее жизнь.
Вскоре молодых людей окутала темнота. Нат сжал челюсти, чтобы не стучать зубами. Ему было холодно. Он не знал, что делать дальше. Поиск заканчивался непредвиденным образом; сценарий, разработанный Раццей, пошел вразнос в тот самый миг, когда на сцену выступили ренегаты…
В те времена, когда он был всего лишь неофитом, жрец рисовал ему мир — мир, который существовал только в его воображении, — жестко структурированным: по одну сторону хорошие (рыцари!), по другую — плохие (хамелеоны). Перепутать невозможно, черное и белое, позитив и негатив… Но в реальности, к несчастью, все оказалось не столь упрощенным, и нелегко было понять, кому навесить ярлык врага.
Кто с кем схватился здесь?
Показались бледные рассветные лучи солнца, и Нат ощутил дрожь облегчения. Еще один день без дождя! К девяти часам жара достигла 75 градусов в тени, к полудню она добралась до отметки в 100 градусов. Нат освободил Боа от бинтов, подставив ее раны дневному огню. Кровотечение остановилось, но девушка все еще дышала слабо, а ее пульс оставался прерывистым.
Нат не двигался, заставив себя сохранять молитвенную позу, несмотря на боль, которая пронзала его затекшие суставы.
Наконец к четырем часам вечера рабыня открыла глаза и смогла приподняться на локте. Раны, казалось, зарубцевались, и кожа ее порозовела. Нат встал, приказав ей не шевелиться. Содрогаясь от судорог в затекшем теле, Нат заковылял в сторону строений. Он обошел несколько зданий в поисках топлива: приближался вечер. Ему посчастливилось найти какие-то скамейки, которые он расколол в щепки; затем он похоронил трупы, начавшие разлагаться от жары.
Следующую ночь Нат снова провел возле молодой рабыни, поддерживая огонь, чье трепетание ласково согревало их кожу.
Наутро к Боа вернулась ясность сознания. Она без усилий села и изобразила пантомиму почтительной благодарности. Однако Нат уловил смутную уклончивость в хороводе жестов, словно бы рабыня не одобряла поведения своего хозяина. Быть может, она и в самом деле полагала, что он напрасно потерял время, выхаживая ее, и что лучше было бы добить ее после окончания битвы?