— Вот видишь! Твой аргумент — сущая ерунда.
— Может быть. Но я один, совсем один…
— А твоя совесть успокоится, если ты сможешь спасти хотя бы одного сородича? Который поверит тебе, пойдёт за тобой по жизни, во всём поддерживая тебя?
— Кто?.. Орлин, Ома — наивные мечтатели, чьи усилия не приносят ничего, кроме вреда и страданий для живущих. Ах, да! Ещё их деятельность весьма развлекает вознёсшихся. Эти существа вызывают у меня даже не брезгливость — отвращение. Их-то как раз я уничтожу без малейших сожалений! Так что, друг Локи, тех соотечественников, кто пошёл бы за мной, нет в природе.
Нет? Ну-ну!
— Скажи, друг Морос, помнишь ли ты свою соотечественницу Айяну Ин?
— Да. — Морос ещё больше осунулся и бессильно опустил руки на сидение, будто ища дополнительную опору. — Как я могу забыть свою единственную дочь, погибшую миллионы лет назад? Я сам, своими руками заточил её в стазис-камеру там, на форпосте Терра Антарктика, когда надежды на её исцеление уже не оставалось. "Чуму приоров" мы так и не научились лечить…
— Она… последовала бы за тобой?
— Да. Но мне неприятны твои вопросы, Константин, и эта беседа неуместна.
— Напротив, друг Морос, всё иначе. Ведь не только у тебя есть неоконченное дело, знаешь ли. Это она? Локи показал на роботизированную транспортную платформу, аккуратно пробравшуюся в пещеру отшельника.
— Загляни-ка в туле дормата (стазис-камеру)… она?
Морос-Мерлин встал с явным усилием и, шаркая ногами, подошёл к капсуле, вгляделся в лежащее внутри тело… и сразу ещё сильнее сгорбился и постарел.
— Это она, Айяна… до сих пор жива… ты нашёл её! Увы, это ничего не меняет, друг Локи. Видишь эти огоньки на панели управления? Дочка по-прежнему больна "чумой приоров", от которой вакцины нет по сию пору. Сейчас Айяна спит, не чувствуя боли, не мучаясь. Девочку невозможно выпустить из туле дормата, она сразу умрёт и к тому же заразит всех нас. Поверь мне, смерть от чумы — не самое приятное окончание жизни, так что ей лучше и не просыпаться. Знаешь, — Морос на мгновение задумался, — я благодарен тебе за то, что ты приволок сюда капсулу с Айяной. Теперь я с чистой совестью закончу свой труд, запущу санграаль и включу самоуничтожение лаборатории. Мы уйдём вместе — Айяна и я…
— Глупый с-с-старик!! — Локи зашипел не хуже раскалённого камня, упавшего в воду. — Почему ты всё время хочешь убить свою дочь вместо того, чтобы попытаться спасти? Ладно бы раньше, когда вы уходили с Терры на Лантею, но теперь-то…
— А что изменилось? — устало махнул рукой Морос.
— Одним санграалем дело явно не обойдётся, друг Морос, ведь вознёсшиеся могут паразитировать не только в Лактеа Фиаллум, но и во всех галактиках-спутниках, где наблюдалась их активность. Намеченное тобой самопожертвование — откровенная глупость, но ведь ты спрашиваешь, что изменилось в мире вокруг тебя?
Морос устало поднял потухший взгляд на Локи, и глаза старика по мере того, как он начал осознавать новые возможности, наполнились блеском, расширяясь всё больше и больше. Видимо, естественная реакция на удивление собственной невнимательностью.
— Вот именно, друг Морос! Чумой заражено тело — но ничто не мешает нам подобрать или вырастить для девочки новое, не правда ли?! Конечно, Айяна превратится в асира, но она выживет и по-прежнему останется твоей дочкой! Не тебе ли, умершему, вознёсшемуся и воскресившему себя, знать об этом всё, а?
— По образу и подобию, да. Ты прав, ученик. В конце-то концов, только дух имеет значение…
1909, октября 06-го, среда, Ватикан.
— Рад видеть тебя, Ахилле, — Его Святейшество Папа Пий Х-ый, постаревший и осунувшийся, протянул руку, которую епископ со всей почтительностью поцеловал. — Ты узнал, друг мой, чего желает Император?
Конечно, Пий не имел в виду императора Священной Римской Империи, который шесть лет назад заставил Конклав кардиналов проголосовать на выборах Папы именно за кандидатуру Джузеппе Мельхиоре Сарто, патриарха Венеции, который впоследствии и принял имя Пия Х-го. За эти шесть лет мир изменился до неузнаваемости. Теперь же стало известно, что миров, населённых людьми, множество, а Вселенная непредставима, необъятна и наполнена не только чудесами, но и злобой, и страхом… Во многих мирах люди, как и здесь, молятся вознёсшимся, которые отнюдь не всепрощающе добры, хотя и вправду создали человеков по своему образу и подобию… в качестве пищи. Подобно тому, как крестьянин сажает хлеба и заботится об их росте для того, чтобы обеспечить себя пропитанием. Есть от чего впасть в грех уныния! Но крепкая вера Папы и самоотверженный труд подвижников Святой Конгрегации быстро нашли решение, которое, оказалось, всегда присутствовало в тексте Священного Писания: "Я Господь, Бог твой…не будет у тебя других богов пред лицем Моим… "