— Ну и слава богу, а то недоговоренности эти, и Лида нервничала. Теперь как будто бы успокоилась намного.
— Вот и радуйся.
— А я и радуюсь. Столько всего предстоит, даже думать весело.
— У тебя, наверное, и план есть? Расскажи, поделись.
— Да брось ты, Юрка, со своими шуточками, надоело. Хочешь серьезно? Потому Лида и вышла за меня, а не за тебя, что мы такие разные и она мой образ мыслей предпочла твоему.
— Интересно, интересно, это она тебе говорила?
— Да ничего она не говорила, это я тебе говорю, потому что ты понять не хочешь. Мало для брака одной любви, понимаешь? Вот и литература наша вся заходится — ах, любовь! А на самом деле воспевание любви есть снижение идеи брака, то есть по сути безнравственность. Любовь совсем не главное. То есть это хорошо все, конечно, и очень даже прекрасно по молодости, пока только и думаешь что о женщинах. Но брак-то как раз и есть этому возрасту предел, конец. И дальше совсем новое приходит, понимаешь? И в той, семейной, жизни думать приходится совсем уже о другом. И жена должна быть помощник в этом, ее задача не столько поддерживать с тобой любовные игры, сколько усмирять их мало-помалу, сводить к ежедневному, к быту, к необходимой здоровой привычке, и только, потому что отныне ты уже не тот беззаботный юнец, каким был еще недавно, ты уже другой человек, ты облечен заботой и ответственностью, ты муж и отец…
— Это ты что — серьезно?
— Конечно, серьезно. Для любви — время, а для брака — долгая, долгая жизнь, не с девушкой уже, не со вчерашней Лидой, сначала с молодой женщиной, потом с пожилой, потом и вовсе со старухой, может быть даже больной и уродливой, кто знает…
— Но как же ты можешь так?! Вот уж попала бедная Лилька на мученика идеи! А ты уверен, что она согласна на все это, на то, чтобы ты сознательно умерщвлял ее чувства? А может быть, тебе это только кажется, что она по здравом размышлении за тебя вышла? А по-моему, просто замуж хотела, вот и все, она сама мне говорила, а я все тянул и тянул и не делал ей предложения. А тут и ты подвернулся со своими дурацкими идеями, и хочешь теперь ее погубить?
Борис ухмыльнулся:
— Не бойся, не погублю. У нас и с любовью тоже все обстоит прекрасно, ты себя особенно не кори, кончилось твое время. И про любовь я тебе к тому говорил, что не в этом суть, можно и без любви построить прекрасную семью, а можно и с любовью все загубить. Брак — это главное дело, это нерушимый договор, и каждый в этом договоре берет на себя то, что ему предназначено природой, мужчина — защищать, не только физически, конечно, но и нравственно тоже, еще — обеспечивать едой и кровом, заботиться о жене и детях всегда, до гробовой доски, а по возможности — и после. Это, знаешь, тоже проблема. А то есть такие прожигатели жизни, после них хоть потоп. А женщина за это обязана рожать и воспитывать детей, вести дом, быть верной, кроткой, любящей. Да, обязана! И еще следить за собой, чтобы не потерять привлекательности для мужа, это тоже не последнее дело. Да мало ли что еще! И все это в первую очередь — долг, обязанность, а потом уже все остальное.
— Бредятина, Шопенгауэр! Да это же прошлый век все, не можешь ты это думать всерьез, ты же нормальный, современный парень! Да Лилька зарабатывает больше тебя, и за честь ее можешь не беспокоиться, как-нибудь сама она разберется, что ей надо делать, а что не надо. Хорошо бы, рога тебе поскорее наставила, чтобы ты ерунды не нес.
— Это с твоей, что ли, помощью? Ну давай, давай, попробуй, а я на тебя погляжу. Эх ты, Юрка! И вся-то жизнь у тебя такая, где бы кому бы рога наставить, а то, что на сегодняшний день не пригодится, — все побоку! Легкая жизнь. Не надоело еще? Ведь так, поди, скоро испортится в тебе что-нибудь, не дай бог, и дитя не народишь, пролетит жизнь — и нет тебя, не боишься? Когда же ты начнешь ясно слышать, что тебе говорят? Я ведь не шутил совсем, я тебе серьезное, важное говорил. А как еще удержать семью от разрушения, которое видишь вокруг? Да, я считаю, что ответственность — единственная надежда. А ты не только обсуждать, ты даже слушать не хочешь, думать не желаешь. Для тебя, наверное, как для них всех: полюбил — сошелся, разлюбил — разошелся, вот и вся недолга. А за вами, любвепоклонниками, — хвост несчастных женщин да брошенных детишек с искалеченной психикой, злых на весь свет. Ну так же тоже нельзя! Пусть мои правила и устарелые, и плохие, да все-таки правила. А у тебя вообще отсутствие платформы, пустота, это лучше, что ли? А по-моему, любой закон лучше беззакония. Разве я не прав?
— Закон без тебя давно был придуман, разве он помог? А ты ради глупой выдумки тащишь ее венчаться. Не стыдно тебе? На что ты надеешься?