Мы подходили к дому. День переменился, похолодало, накрапывало, серая низкая пелена затянула небо, мы торопились, зябко ежились в своих легких одеждах. Неужели лето уже кончается, так рано? Мне-то казалось, что этому зною и сиянию, всему этому удивительному времени никогда не наступит конец. А оно уже уходило вместе с моей затянувшейся счастливой и беззаботной молодостью, но то, что шло ему на смену, теперь было мне нужнее и интереснее, серьезнее, значительнее. Я знал, что больше уже никогда не буду таким, как прежде. Дождь пошел сильнее, упорный, холодный. В теплой квартире от нас пошел пар. Я разделся и залез под горячий душ. Медленно-медленно я успокаивался, спадало напряжение последних дней, возбуждение сменялось спокойствием, уверенностью. Я вылез из ванны, надел очки и долго рассматривал в зеркале свое похудевшее, загоревшее, странно изменившееся лицо. Завтра я выйду на работу и начну перетряхивать свою деловую жизнь, дотошно и методично, без всяких скидок. Теперь я буду работать по-другому, я больше не хочу быть легонькой щепкой, которой играет непостоянное, непостижимое море, теперь я включу свои собственные двигатели, и тормоза, и рули. Я сам буду прокладывать путь в соответствии со своим пониманием долга, и чести, и совести, как это всегда делал мой друг Борис. Теперь нас будет по крайней мере двое, а может быть, и больше, гораздо больше. И тогда никто уже не сможет сыграть с нами такую злую шутку, какую нам уже довелось однажды пережить, больше мы не позволим, мы будем бороться, мы сумеем защитить и наше общее дело, и честных людей от интриг и наветов, все будет иначе теперь. Оказывается, то, что происходит внутри одного, даже самого скромного человека, почему-то имеет отношение ко всем, ко всему миру. И это было главное мое открытие. Я гладко причесал волосы, оделся и вышел. Сумрак стоял в квартире, сумрак и тишина, за закрытым окном слышен был равномерный шум затяжного дождя. Марго лежала на диване, закутавшись в плед. Я подошел и сел с нею рядом, мы молчали, так хорошо молчали.
— Включить тебе телевизор?
Она кивнула. Я встал и нажал кнопку. Из черного глухого ящика, нарастая, пошел звук, и вдруг он вспыхнул, засветился всеми красками, и внешний мир хлынул, ворвался к нам, всадники в папахах летели на конях, размахивая шашками, кончался какой-то детский фильм. Потом пошли последние известия. Я смотрел их с напряженным вниманием, словно только что вернулся из страшной глуши и должен был немедленно получить все важные новости. Все казалось мне интересным, и важным, и полным значения — начиналась новая жизнь.
ЭПИЛОГ
Прошло четыре года со времени описанных мною событий, но я по-прежнему отчетливо помню каждый день, каждую минуту этого все изменившего месяца, я дорожу им и часто его вспоминаю. Но время идет, судьбы героев этого рассказа развиваются, продолжаются. Соня все-таки оставила наконец своего многострадального Виктора и вышла замуж за молодого преуспевающего журналиста. Теперь она живет где-то в Африке, в Москве появляется редко. Однажды я видел ее, она переменилась, похудела, похорошела, одевается и красится сногсшибательно, как эстрадная дива, она счастлива, детей у нее по-прежнему нет.
Давно, уже в ноябре того года, о котором шла речь, я получил по почте конверт с казенным штемпелем. В конверте было письмо, отпечатанное на машинке, следующего содержания:
«Ув. тов. Перфильев Г. В! В поселке Н-ском, такого-то района, такой-то области нами задержана неизвестная гражданка без документов, называющая себя Кулачковой Ксенией Игнатьевной. Указанная гражданка утверждает, что вам известно местонахождение ее документов. Письмо задержанной прилагается».
Тут же был и листок с Ксениными каракулями:
«Здравствуйте, Георгий Васильевич! С приветом к вам ваша хорошая знакомая Ксения. Я жива и здорова, у меня все в порядке. Много повидала разных интересных мест. Но все равно часто вспоминаю наше с вами житье, как было здорово. Сейчас-то, конечно, не так. Жорик! Ты, наверное, удивляешься, что вот я докатилась до тюрьмы, но это ведь не на самом деле, правда? Если у тебя есть сердце, сходи, ради бога, в милицию и вышли сюда мой паспорт, а то я тогда как-то закрутилась и за ним не зашла. Ты знаешь, как я ее всегда боялась, эту милицию, а ты сам виноват, что отнес туда паспорт. Сходи, будь человеком, а то они меня держат тут взаперти, как преступницу какую-то, и люди неизвестно что обо мне подумают, я ведь даже на работу устроиться не могла, потому что паспорта не было. Жду ответа, напиши им поскорее, что ты меня знаешь, может, они меня отпустят. Всегда помнящая тебя твоя Ксения».