Верка Ермакова первая уехала из их поселка больше года назад поступать в театральный институт. Верка была самая красивая из них, правда, больше не на лицо, а на фигуру, хотя и лицо у нее тоже ничего, смазливенькое. Но самое главное, конечно, это то, что у Верки были связи, один знакомый режиссер, который сказал, что запросто ее устроит, куда она захочет, в институт или сниматься в кино на второстепенные роли. Девчонки собирались вечерами, горячо все обсуждали, спорили, выйдет, не выйдет, и решили так, что, конечно, будет это все не бесплатно, придется Верке с этим типом пожить, но поскольку в высшие сферы иначе не пробиться, то в конце концов плевать, тем более что вообще ей этот режиссер нравился, хоть и не очень молодой дядечка, но симпатичный, и одет по моде, и денег, наверное, навалом, и занудничать зря не будет, у них там это просто. Так она и поехала. Без Верки в поселке была дикая скука. Девчонки ждали известий, исходя любопытством и завистью. Наконец Верка написала: она поступила, правда, не в театральный, а в студию народного танца при каком-то Доме культуры, из этой студии, оказывается, вышла куча талантов, и вообще ей всегда нравилась хореография, она и в детдоме танцевала, так что все хорошо, просто замечательно. Про режиссера она не писала ничего и адреса обратного не дала, но так было даже интереснее, оставался простор для фантазии. Вечером девчонки собрались на кухне. Поужинали, судили и рядили, как там Верка, решили, раз ничего не написала, значит, уж точно с этим режиссером что-то есть, она такая, любит темнить. Ксения сказала: «Это нечестно, раз был уговор в кино, то и устраивал бы в кино». Лично ей хореография совсем не нравилась, но все же и она соглашалась, главное дело — устроиться в Москве, сразу все не бывает, а потом… потом и они к ней приедут, они такую клятву дали — держаться вместе.
— А может, в нее, девочки, там еще иностранец какой-нибудь влюбится, таких красавиц, как Верка, тоже не на каждом углу встретишь…
— И уедет она за границу, в какой-нибудь Париж! Вот смеху-то будет!
— Всех обскачет, Верке это раз плюнуть…
Потанцевали немного, попрыгали, ужин как-то быстро забылся, опять хотелось есть. Они ничего плохого не сделали, просто открыли кладовку, взяли несколько банок консервов, печенье, конфеты. А назавтра поднялся шум — взлом, кража, милицию вызвали. Это же надо! А говорят — детдом все равно что родной! Чего же тогда милицию вызывать, у себя же взяли, не где-нибудь. И начали их таскать. Девчонкам-то что, они свои, одна Ксения чужая, да старше всех, хотели ей пришить, что это она инициатор кражи, вот уж она наревелась тогда, на всю жизнь. И богу молилась, и по полу каталась, только бы выцарапаться из этой истории. Обошлось. Правда, милиции она с тех пор боится до дрожи, аж зубы стучат, постового на улице и того обходит дальним кругом, понимает, что глупо, но боится, и все, другие высоты боятся или там змей, жуков, а она — милиции. Конечно, не в той одной истории было дело, на работе тоже вышла неприятность, она тогда в парикмахерской работала и сразу подумали на нее, раз уже был один привод, а она в том деле была почти и ни при чем. Да вспоминать не хочется, ушла она оттуда, устроилась в столовой подавальщицей, а тут приходит повестка из милиции. Вот где она испугалась, три дня пряталась по сараям, дома не ночевала, потом рассказала про все маме. Мама сама в милицию ходила, сказала, что Ксения уехала в другой город к тетке. А ее, оказывается, просто так вызывали, для разговора. Ничего себе разговорчики! Ксения чуть со страху не померла, да еще парикмахерскую вычистила из трудовой книжки бритвой. Дура, конечно, пришлось потом эту книжку потерять, но это уж пустяки. И тут пришло письмо от Верки ей, Ксении, на ее домашний адрес! А в письме было такое! Ну как самому близкому другу пишут. С искусством оказалось все гораздо сложнее. Народная студия Верке очень нравилась, особенно спортивный танец, там у нее все получалось, а с классическим она от других отставала, но дело было, конечно, не в этом, а в том, что студия-то была не профессиональная, а самодеятельная, для рабочих какого-то завода, выгонять они Верку не выгоняли, потому что она очень способная, но жить-то где-то надо, и кушать хочется, и одеться, как полагается артистке. Владимир Афанасьевич, конечно, обещает помочь, но пока ничего не выходит. Наверное, она сама виновата, держалась с ним не очень-то правильно. Но любовь у них все равно не вышла, потому что негде, а так встречаться у него нет интереса. Теперь, правда, есть надежда, она устроилась в одну семью убираться, с жильем, конечно, с кормежкой, выходной в воскресенье, и еще пятьдесят рублей в месяц. Люди оказались невредные, против танцев не возражают. Детей у них нет, вернее, есть один, но он уже школьник, дома зря не торчит, белье сдают в прачечную, готовить не заставляют, она все равно ничего не умеет, а главное, полдня никого нет дома. Вот это и было интереснее всего, Верка приглашала ее, Ксению, к себе в гости, в Москву, потому что она надеялась, что к тому времени что-то прояснится с театральным институтом или кино и они будут поступать вместе. Правда, у Ксении внешние данные не особенно и гарантий она не дает, но почему не попробовать?