Осенью она уехала, и жизнь Луганцева вернулась в свою привычную колею. Он много работал вечерами. Проектная документация, по которой строился его объект, была выполнена приблизительно и грубо, с очевидными ошибками и нахальными пробелами. Множество вопросов приходилось решать на месте, по ходу строительства. Луганцев занимался этой работой с интересом и удовольствием, охотно спихивая текущие дела на своего главного инженера Гену Трофимова, которого притащил с собой из московского управления. Валентин знал и хорошо помнил Гену, и последние годы тот часто навещал отца. Это был очень спокойный, уверенный в себе человек, державшийся с особым медлительным достоинством. При этом он был сердечен, приветлив, улыбчив, но Валентину не нравился. Не нравилось ему то, как разговаривая с ним, Геннадий Николаевич низко наклонялся к нему, гладил, по голове и восхищался его красотой, подчеркивая этим, что Валентин еще ребенок, маленький, а между тем в этом не было ни малейшей необходимости. Валентин к тому времени был не так уж и мал, а Гена Трофимов, наоборот, не так стар. К тому же был Гена хрупкий, малорослый, тщедушный, с маленькими руками и ногами. Солидность придавали ему мятое нездоровое лицо, рано седеющие густые волосы да дорогие строгие костюмы, которые он всегда носил. Отец любил Гену требовательной, но нежной любовью, ни на кого он никогда так не орал, как на Гену, но ни о ком так и не заботился. Даже перед самым уходом в тюрьму среди прочих неотложных дел он звонил кому-то с просьбой не забыть Гену и закончить начатое дело. Человек, которому он звонил, был, по-видимому, порядочный, потому что бедственное положение отца не ослабило, а, наоборот, усилило просьбу. Очень скоро Гена получил квартиру, которой добивался уже несколько лет. И все это было после того… А впрочем, лучше бы рассказать все по порядку. Иначе систему этих отношений просто невозможно понять. Луганцев знал Гену еще до войны, студентом. Уже тогда Гена заболел туберкулезом, начались больницы, санатории, и институт он закончил в войну, заочно. На фронт его, конечно, не взяли, и он осел в главке на какой-то мелкой должности, где и прозябал до самого возвращения Луганцева. Встретив Гену после войны, Луганцев был поражен, как мало событий произошло с ним за эти бесконечные четыре года.