Я надел очки и прислушался. Нет, я не ошибся, за дверью кто-то топтался. Одевался я медленно в слабой надежде, что там все поймут и уберутся подобру-поздорову, но неведомый посетитель не уходил, еще тише, еще осторожнее нажал кнопочку. Конечно, открывать не надо было, но я все-таки дошлепал до двери. За порогом переминалась с ноги на ногу печальная и испуганная Ксения из Тамбова с синим чемоданом в руках.
— Извините, но в гостиницах мест нет, — сказала она, глядя на меня, как заяц на волка.
— Господи, да как же ты меня разыскала?
— Как вы мне советовали, через справочное бюро.
— Ну, Ксения… Черт тебя возьми! Да как ты не понимаешь, неудобно это, я не один.
— Ну и что? Что же делать-то? Мне ведь только переночевать одну ночь, а завтра я уйду.
— Завтра! Ну хорошо, поставь чемодан, а сама пойди погуляй, Москву посмотри, успеешь выспаться, молодая еще.
Она сердито потрясла головой:
— Не могу я, Георгий Васильевич, ноги так устали, аж гудят, я же целый день гуляю. Вы себе занимайтесь своими делами, а я на кухне посижу, не съем ведь вас.
К моему великому удивлению, Соня всей этой историей была не столько обижена, сколько заинтригована и возбуждена. Ей ужасно хотелось все знать, настолько, что она осталась пить чай. Ксения рядом с Соней выглядела как деревянная ступка рядом с серебряной ложечкой, смотреть на их оживленное общение было дико, и Соня это отлично знала. И, может быть, именно поэтому расспрашивала Ксению и давала ей множество советов. Ксения отвечала угрюмо, односложно, и вид у нее был такой, как будто она вот-вот заснет. Я, посмеиваясь, наблюдал за их поединком, я-то прекрасно знал, что женщинам в таких делах нельзя доверять ни на грош, обе они прикидывались, одна тихоней, другая — добренькой общительной девочкой, а на самом деле только и ждали случая выпустить когти и вцепиться друг другу в волосы. И вовсе не из-за меня, нет; просто такая уж у них природа. Хотя, конечно, Сонечка не так уж была и спокойна. Прощалась она со мной слишком нежно, шептала что-то, что прекрасно можно было произнести вслух, и почему-то называла меня Юрашкой, что между нами не водилось и мне совсем не нравилось. Словом, впечатление было такое, что она проиграла первый раунд.
Когда я вернулся на кухню, Ксения разбирала чемодан. На столе лежали черствые пряники в бумажном кульке, затертый кусок сала и огрызок вялого парникового огурца. На ногах у Ксении уже красовались розовые тапочки с пушистыми помпонами на носах.
«А ведь, пожалуй, придется выселять ее с милицией», — подумал я с тревогой и приступил к серьезному допросу.
— Итак, что мы имеем на сегодняшний день, дорогая Ксения? Вопрос первый. Какого черта тебе понадобилось в Москве?
— А что — только вам можно? А если я тоже хочу?
— Хочу — это дурацкий разговор. Я в Москве дома, а ты у меня в гостях, хотя место тебе на вокзале.
— У меня везде место на вокзале, я детдомовская!
— А родители? Что, их совсем нет?
— Нет, сиротка я!
— Ну хорошо, сиротка. Бывает, еще не такое бывает… — Я растерялся, все-таки я представлял себе все как-то иначе. Одинокая, агрессивная, заброшенная девчонка. Мне было жаль ее, но в то же время мещанские страхи хлынули на меня лавиной. А что, если завтра она заявит, будто я затащил ее сюда силком и вообще являюсь отцом ее внебрачного ребенка? Тут уж и милиция не поможет. Что тогда — прощай, моя молодая свободная жизнь? Зачем я пустил ее? Я старался взять себя в руки и говорить рассудительно:
— Тем более, Ксения, тем более… Зачем же было уезжать вот так, с бухты-барахты? Все-таки там работа, общежитие. Зачем ты приехала-то? Где ты собираешься жить, пока найдешь работу? И вообще, зачем тебе все это нужно?