Каждый следующий шаг человека при решении вызван какими-то потребностями и мотивами. А машина потребностей и мотивов не знает. Вместо этого приходится делать программу чрезмерно жесткой, слишком многое надо учесть заранее, предусмотреть даже детали каждого очередного шага. Ну, и, соответственно, становится меньше задач, для решения которых данная программа пригодна… Плохо? Конечно.
Не поможет ли тут моделирование эмоций? Не даст ли машине появление моделей чувств недостающие «потребности» и «мотивы»? Многие кибернетики полагают, что главные недостатки эвристического программирования будут устранены, если дать машинам подобие эмоций.
И наконец, дело в принципе. Для машины идеал, пусть пока недосягаемый, именно человек. Если человек не может обойтись без эмоций, вряд ли это удастся во многих случаях и машине.
Вспомните, что с точки зрения кибернетики человек — образец системы, гибко изменяющей линию поведения, контролирующей свои поступки, идущей, если нет других, свежими, неторными путями.
Еще один, решающий довод в пользу моделирования эмоций относится уже к области медицины, в частности медицинской психологии и психиатрии. Современная психология при всей своей внешней изощренности самая нелегкая из наук. Уж слишком сложен и изменчив объект ее исследования — человек.
Очень трудно в экспериментальных условиях вызвать у человека искренние страх, гнев, радость, не говоря уже о любви, скупости и других сложных чувствах. Ведь доброволец, пришедший к психологу, знает, что находится в условиях опыта.
А психиатрия, изучающая психические болезни?
Когда ставит опыты микробиолог, он моделирует на морской свинке ход болезни у человека. Душевную болезнь трудно промоделировать даже на шимпанзе.
А на машине? По-видимому, вполне возможно — опять-таки со скидкой на упрощение. Но ведь между морской свинкой и человеком тоже есть некоторая разница.
В общем вы, наверное, уже согласились, что эмоции нужно моделировать. Но, кроме слова «нужно», в русском языке есть слово «можно». Нужно, но можно ли? И вот тут нам придется возвратиться к киевскому бумажному студенту — Эмику. Впрочем, не сразу. Эмик последняя и пока самая сложная, но отнюдь уже не первая модель человеческих эмоций. Это сравнительно высокая ступенька на лестнице машинной эволюции. А начать надо, как в биологии, с простейших.
В эволюции живых существ первым зачатком эмоций было ощущение. Капелька живой протоплазмы стремилась выбраться из тени на солнце. И с того же начали знаменитые кибернетические «черепахи», о которых уже говорилось здесь, те, что тоже умеют ехать на своих колесиках к зажженной лампочке или подзаряжаться электрической энергией с помощью штепселя на стенке.
Машину можно заставить воспринимать определенные сигналы как порицание, штраф. Тогда она будет избегать действий, в результате которых следует штраф.
И на свет появилась как будто простая модель. «Черепаха» («всамделишная», то есть механическая, или ее математическое описание — в принципе это неважно) подвергается (не одновременно) двум видам воздействия (например, на нее падает из одного источника обычный световой луч, из другого — рентгеновы лучи). Одно воздействие вредно, другое полезно. «Черепаха» ползет к источнику полезного воздействия и уползает от источника вредных лучей.
С точки зрения кибернетики, в механизме «самоуправления черепахи» есть два «этажа». Один ведает самим движением, другой определяет направление этого движения по принципу «хорошо — плохо» — к источнику лучей или от него. Работа второго «этажа» уже имеет что-то общее с эмоциями, ведь те тоже определяют отношение живого существа к новому для него явлению.
Но можно ввести добавочно и третий «этаж», управляющий уже быстротой движения. Быстроту можно сделать зависимой, скажем, от силы вредного воздействия. Если оно очень велико, «черепаха» пускается бежать со всех ног. Так моделируется способность эмоций переводить организм на «аварийный режим».
А не так давно в США был создан предшественник киевского Эмика — уже сравнительно сложная модель эмоциональной деятельности человека. Ее создатель, ученый Дж. Лоуэллин дал своей модели название «Личность Олдос». У Олдоса немало общих семейных черт с нашим Эмиком. Прежде всего — вид. И Олдос ведь тоже пачка перфолент. Все свойства личности были записаны в виде чисел, все новые сведения в нее вносили в виде чисел, и в виде чисел же машина, в которую ввели программу Олдоса, давала свои ответы. Ответы эти соответствовали возникавшим в ней подобиям эмоций.