Что же касается юмора, кто не замечал, что в остроумной компании и сам он становится остроумнее, чем всегда. Я знаю человека, который упрямо конструирует все новые и новые шутки, построенные на каламбурах. Он производит слово «прощелыга» от слова «прощаться», в ответ на обращение «мэтр» сообщает, что он «миллимэтр» и т. д. Поскольку это часто приходится к месту, шутки воспринимаются как удачные. После знакомства с ним на полгода и мной завладела эта мания. (То же происходит со всеми его друзьями — по крайней мере первые месяцы.)
Юмор заразен — это известно, сочетание слов «заразительный смех» стало уже трафаретным.
В общем мне кажется, что по крайней мере часть секретов смешного можно и раскрыть и использовать. Правда, тут подстерегает другая опасность — во всяком случае, по мнению советского фантаста А. Р. Беляева. Один из его героев говорит о себе: «Я до конца понял секрет смешного, и смешного больше не существует для меня. Для меня нет больше юмора, шуток, острот. Есть только категории, группы, формулы смешного. Я анализировал, машинизировал живой смех, и тем самым я убил живой смех… А что такое жизнь без шутки, без смеха? Я ограбил самого себя…»
Лук, как вы видели, по существу, парирует это положение доводом о том, что знание состава пищи не мешает чувствовать ее вкус.
Но, впрочем, хватит споров о возможности моделирования юмора. Спрашивается, зачем нужно такое моделирование. Ведь если для человека смех явно полезен, то для машины…
В рождении остроты ученые видят своего рода элементарный творческий акт, мгновенное сопоставление того, что раньше не сопоставлялось. Творческий акт, сравнимый по характеру с тем, что заставил Архимеда выпрыгнуть из ванны. (Во избежание ошибки: элементарность здесь отнюдь не означает простоты — разве просты атомы и элементарные частицы?)
Какие-то законы должны быть общими для всех творческих актов, независимо от их масштаба и исторического значения. Лук и надеется, что процесс рождения остроты послужит моделью появления открытия или изобретения.
Очень интересна вот еще какая деталь. Чувство юмора считается очень ценным качеством. Мало того, каждый находит у себя это качество. Впрочем, предоставлю слово американскому юмористу Стивену Ликоку:
«…Единственное, на чем я позволю себе настаивать, — это то, что я обладаю не меньшим чувством юмора, чем другие люди. Впрочем, как это ни странно, я еще не встречал человека, который не думал бы о себе того же. Каждый признает, когда этого нельзя избежать, что у него плохое зрение или что он не умеет плавать и плохо стреляет из ружья. Но избави вас бог усомниться в наличии у кого-нибудь из ваших знакомых чувства юмора — вы нанесете этому человеку смертельное оскорбление.
— Что вы, — сказал мне на днях один мой приятель. — Я никогда не хожу в оперу. — И с гордым видом добавил: — У меня совершенно нет слуха.
— Не может быть! — воскликнул я.
— Клянусь вам! Я не в состоянии отличить один мотив от другого… Я не отличаю, когда еще только настраивают скрипки, а когда уже играют сонату.
Его прямо-таки распирало от гордости… И тут я позволил себя вставить, как мне казалось, безобидное замечание:
— С юмором у вас, должно быть, тоже неважно… Ведь тот, кто лишен слуха, как правило, лишен и чувства юмора.
Мой приятель побагровел от гнева.
— …Да если хотите знать, юмора у меня хоть отбавляй! У меня его хватит на двоих таких, как вы».
Простите за длинную цитату, но ваш собственный опыт должен показать, что здесь Ликок не шутит и ничего не прибавляет к реальной сцене.
Так неужели не стоит попробовать промоделировать самое, может быть, человеческое из всех человеческих качеств?
В заключение стоит сказать, что машины, вызывающие смех, уже существуют. Правда, обслуживают они только часть человечества, каких-нибудь несколько десятков миллионов человек, не достигших школьного возраста. Это книжки с картинками, разрезанными пополам. Голова зайца оказывается тут на плечах льва, а поворот половинки страницы заменит ее головой свиньи. — Чем не «механический юмор»?! — справедливо замечает по этому поводу критик Б. Долынин.
Но пока что расстояние от классификации юмора до его моделирования не меньше расстояния от детской книжки с разрезными картинками до эпиграмм Пушкина и Бернса.
Однако кибернетика не оставляет надежду на моделирование творчества. Если эта надежда осуществится, не уйдет от науки и юмор.