Двух новорожденных передали на воспитание обреченному на немоту овцепасу. Опыт был жестоким и по отношению к нему — всякое общение этих трех человек с остальными людьми было строжайше запрещено до окончания «моделирования процесса возникновения языка» (так назвали бы этот эксперимент в современных терминах). И вот однажды при виде хлеба подросшие дети радостно закричали: «Бегос! Бегос!»
Фараон получил сообщение о полном успехе опыта: слово «бегос» на фригийском языке значит именно хлеб. Фригия — область в Малой Азии, уже в ту пору, даже с точки зрения египтян, считавшаяся древней. Результат «эксперимента» никого особенно не удивил, и никому не пришло в голову задуматься над тем, правильно ли он поставлен.
Ученым пришлось сделать это спустя многие столетия. Они напомнили — уже не фараону, конечно, что пастух пас овечье стадо, и овцы блеяли, и слово «бегос» было не столько фригийским, сколько «овечьим» — просто-напросто звукоподражанием.
Итак, от египетского фараона, ставившего опыт на детях, и до Тура Хейердала и его товарищей, ставивших, по существу, опыты на себе, — вот какие разные люди занимались моделированием прошлого, говоря точнее — отдельных его событий и процессов.
Конечно, модели взятия Измаила или путешествия Колумба имели немногим большую ценность для истории, чем «опыт» мудрого фараона. Но имя Тура Хейердала не одиноко в списке тех, кто повторял то, что делали в древности, чтобы узнать, как они это делали. И если история еще не обзавелась всерьез экспериментальным отделом, то это сумела сделать ее помощница — археология.
Правда, осторожные ученые говорят о том, что экспериментальная археология только складывается. Однако делает это она уже довольно долго — по крайней мере около сотни лет. Во всяком случае, в 1874 году на своем Копенгагенском съезде археологи восторженно аплодировали создателям самой обычной на вид деревянной избы. Да и хладнокровные датчане бурно восторгались этим не слишком удобным жильем. Потому что срублена была изба обыкновенными… каменными топорами.
Вам, наверное, поневоле думается о том, какого грандиозного труда стоил этот музейный экспонат. Кому же не известно, что каменный топор — орудие более чем устаревшее, а значит, и малопригодное. К тому же сами каменные топоры надо было сначала изготовить. А от авторов исторических (вернее, доисторических) повестей все мы знаем, какая это трудоемкая работа. А писатели берут сведения от историков и этнографов. В учебниках же истории встречаются, например, такие фразы: «Полирование и сверление твердых пород камня весьма трудоемкий процесс: иногда топор полировался несколько десятков лет — начинал дед, а кончал внук».
Это цитата из книги, вышедшей через восемьдесят лет после копенгагенского опыта. Представляете себе, сколько времени должно было отнять у датских археологов создание удивительной избы?
Тем более что ничтожно малую производительность труда в первобытном обществе подтверждают многие авторитеты. Один из отцов этнографии, французский миссионер Жозеф Франсуа Лафито, утверждал, что у индейцев каменные орудия, даже самые грубые и несовершенные, становятся драгоценностью, передаваемой по наследству. Ведь для завершения шлифовки каменного топора бывает порою мало целой жизни!
Из XVIII века перекликается с Лафито замечательный русский путешественник С. П. Крашенинников, который провел годы среди аборигенов Камчатки. Вот его свидетельство — цитата из великолепного описания быта ительменов:
«Топоры у них делались из оленьей и китовой кости… Они ими долбят свои чаши, корыта и прочее, однако с таким трудом и с таким продолжением времени, что лодку три года им надлежало делать, а чашу большую — не менее года».
Одним словом, стоило как будто посочувствовать мужественным копенгагенским археологам. Да и всем тем — в России, Англии, Америке, Франции, — кто снова и снова делал каменные топоры и пилы, глиняные горшки и иные изделия по древним образцам.
Против такого сочувствия и выступил сотрудник Института археологии Академии наук СССР, доктор исторических наук С. А. Семенов.
Вот справка, каждую цифру которой можно проверить. Каменный топор из сравнительно мягкого камня (его можно было царапать гвоздем) требовал для своего изготовления двух с половиной часов работы. Разумеется, работы камнем же и деревом. Зато топор, наверное, получался плохой? Нет, по внешнему виду он очень напоминал те топоры, что находят при раскопках. А по качеству… Что же, сосна диаметром в четверть метра падала под его ударами через четверть часа работы.