Но и отказываться от нее здесь тоже нельзя. Есть масса конкретных задач, с которыми она справится быстрее человека. Так же, как машина решает задачи на мат в четыре хода быстрее, чем гроссмейстер.
Для Джона Клерка бумажные кораблики были вспомогательным средством; в том же положении, по-видимому, окажутся кибернетические модели военных действий.
Что же, пусть эти модели никогда не будут использованы на практике! В отличие от тех моделей, о которых пойдет речь в следующей главе.
Кто смеется последним
Он рассказывал мне эту историю и откровенно радовался. Так она ему нравилась.
— Вы понимаете, — повторял он с удовольствием, — стою я около них, слушаю разговор — и ничегошеньки не понимаю! То есть отдельные слова вроде доходят, но в целом… А ведь у меня высшее образование. И, думаете, один не понимаю? Нас тут десять инженеров стоит — и хоть бы три слова подряд разобрать!..
Это было очень забавно — слушать человека, радующегося своей беспомощности. Потому что в восторге, конечно, он был не от нее, а оттого, что два математика, которых он привел на завод, нашли о чем поговорить между собой после этого визита. А ведь как смешно было ему глядеть на них, спотыкающихся в тесных проходах между станками, досадливо прикрывающих ладонями уши от грохота, задающих вопросы… Уж эти вопросы! Даже строгие экономисты из свиты двух почетных гостей сдерживали улыбки, инженеры кусали губы, чтобы не расхохотаться, а рабочие пригибались к станкам, надеясь на шум, заглушающий смех.
И вот, понаходившись вдоволь по цеху, математики вышли на заводской двор, присели на скамейку у маленького цветника — тут-то они и взяли реванш. Прутиком по песку и карандашом в тетради они исчерпали все буквы двух алфавитов — латинского и греческого. Что уж говорить об устных их комментариях!
Но на следующий день «непонятные слова» обернулись понятными цифрами. Математики ведь были не на экскурсии. И свита их сопровождала не для почета. Они должны были «выдать» заводу некоторые рекомендации. Например, такую, на первый взгляд, несложную. Сколько заготовок для деталей должно быть в ящике, что стоит у рабочего рядом со станком? Это вещь немаловажная. Если заготовок слишком мало, мы рискуем остановкой станка из-за малейшей случайности. Если слишком много — это невыгодно экономически, слишком большая часть металла оказывается в запасе. Между двумя крайностями надо найти золотую середину. И найти ее для каждой разновидности станка. А затем решить ту же по сути задачу — о наиболее удобных размерах запасов — для цеха в целом. Для завода. А дальше — отрасль производства. Группа отраслей. Страна. И это только одна из многих, часть гораздо более важных проблем.
Но… какое все это отношение имеет к моделям, к моделированию? Самое прямое. Потому что свои схемы, созданные на основе и точных формул и приблизительных вычислений, экономисты-математики зовут экономико-математическими моделями. И имеют на то право. Ведь схемы отражают реальные закономерности и связи в экономике. Академик В. С. Немчинов называл экономическую модель промежуточным звеном между чисто теоретическим абстрактным мышлением и объективной действительностью. Для экономистов такая модель — средство выделения главных закономерностей экономики, замаскированных в действительности множеством побочных явлений.
Схема французского ученого Франсуа Кенэ отвечала этому определению. Хотя вместе с явно второстепенным от взгляда Франсуа Кенэ ускользнуло великое множество принципиально важных вещей. Но ведь лиха беда начало! А это было именно начало.
Ах, какой простой была его экономико-математическая модель, составленная для целой страны! На листике бумаги — коротенькие названия, соединенные между собой стрелками, вдоль которых размещены цифры. Да и названий этих с десяток. Производительный класс. Непроизводительный класс. Дворяне, государь, получатели десятины. Да, нетрудно догадаться, что дело это давнее. Примерно середина XVIII века. Веселое время Людовика XV. Внук Людовика XIV, Короля-Солнца, тоже без счета тратил деньги на свои увеселения. Но в отличие от деда даже не пытался творить великие дела.