А ведь предприятие — только одна из ступеней, на которых достижим многомиллионный выигрыш. Мы поднялись от рабочего чертежа к плану предприятия. Что выше? Модели предприятий объединяются в модели территориально-производственных групп. Здесь объединяются, противостоят друг другу доходы и расходы, потребности и ресурсы. Здесь, в модели, достигается равновесие между ними, которое должно и может быть перенесено в действительность. Да и переносится. Но таких «состояний равновесия» может быть несколько. Ведь и в равной шахматной позиции почти всегда у каждой стороны есть в запасе несколько как будто неплохих ходов. Но как проигрывает — в буквальном смысле слова — неплохой ход рядом с лучшим! И план должен быть выбран в оптимальном варианте.
Правильное размещение в Алтайском крае предприятий мясной и молочной промышленности позволяет сэкономить по сравнению с предварительными, научно не обоснованными прикидками 19 процентов средств.
Модели отраслей в масштабе страны дают еще больший эффект. Определение оптимальных путей использования пластмасс в промышленности должно в ближайшие годы принести более миллиарда рублей экономии.
Модели отраслей и районов сливаются в модель производства страны в целом. Но и это только часть общей модели народного хозяйства. Нужны еще модели личного и общественного потребления, нужны модель внешних экономических связей и модель финансирования…
Но все эти модели крайне тесно связаны друг с другом, что еще больше затрудняет их расчет. Именно моделирование, как метод, включающий в себя упрощение расчетов, позволяет справляться с трудностями.
Надо сказать, что решения сентябрьского Пленума ЦК КПСС были приняты с учетом рекомендаций экономистов-кибернетиков. Большая самостоятельность «молекул» экономики — предприятий, уменьшение числа пунктов плана, устанавливающихся сверху, многие другие детали перестройки управления промышленностью — свидетельство внимания, с которым принимают рекомендации науки наши партия и правительство.
И в заключение рассказа о моделях в экономике… Я не знаю, хорошо ли вы помните замечательный роман Даниэля Дефо «Приключения Робинзона Крузо». Но не могу поручиться, что у вас в памяти, кроме самого Робинзона и Пятницы, сохранилось хотя бы смутное представление о перечнях, насыщающих его страницы. Аккуратно и точно сообщает герой романа, что, где и в каком количестве находилось на его корабле, его острове и в его пещере. Посеяв ячмень и рис, он точно высчитывает, какой может получить урожай, какую его часть должен оставить про запас и для посева. Даже на горе и радость он аккуратно «словно кредитор и должник» (так говорит сам Робинзон) составляет баланс, занося в левую его графу «зло», а в правую — «добро». Эти перечни и балансы у многих бывает сильное искушение миновать при чтении; иногда за них называли «Приключения Робинзона Крузо» «торгашеским романом».
И в то же время именно эти списки «добра и зла» и просто добра, то есть имущества, с одной стороны, придают «Робинзону» достоверность, а с другой — делают его вехой в истории не только литературы, но и… экономики. Роман Дефо, хотел того автор или нет, есть экономическая модель, модель общества. Только модель, упрощенная до предела. Население государства, а то и все человечество, заменяется одним человеком. Место страны (а то и планеты) занимает маленький остров. В модели учтена в какой-то степени история развития производительных сил общества: в руках Робинзона порох и ружья, топоры и веревки.
Хотел ли этого автор? Судя по всему, да. Ведь Даниель Дефо был не только великим писателем, неудачливым купцом, участником разгромленного восстания против короля и журналистом, предложившим проект всеобщего прекращения войн. Он создал и любопытные труды по экономике. Но странная вещь — труды эти не оставили все же большого следа и редко использовались экономистами последующих поколений. А вот Робинзон Крузо стал излюбленным их героем. В том числе не раз упоминается он в произведениях Карла Маркса. Вот один пример из «Капитала»:
«Так как политическая экономия любит робинзонады, представим себе, прежде всего, Робинзона на его острове. Все отношения между Робинзоном и вещами, составляющими его самодельное общество, настолько просты и прозрачны… И все же в них уже заключаются все существенные определения стоимости».
Как видите, и здесь робинзонада рассматривается как модель, упрощающая до «прозрачности» сложнейшие отношения действительности.