- Пару часов поотмокают, а потом я их прополосну в стиралке, в мешках, отожму в полотенце и повешу на лоджию, - объясняет мне Леша. - Денек-другой повесят - и будут как новые.
Он объясняет мне процесс с очень деловым видом и хозяйственным тоном.
- Ты так стирал игрушки своих детей?
- Ага. Теперь сами умеют.
- А сколько им?
- Сыну шесть, а дочери - девять.
- Им повезло с отцом, - задумчиво говорю я и отворачиваюсь.
- Думаешь? - помедлив, интересуется Леша.
- Плохой отец не будет стирать детские игрушки. Он их выкинет.
Для плохих отцов мнение ребенка не существует. Плохие отцы легко выкидывают не только игрушки из комнаты ребенка, но и ребёнка из своей жизни.
- Тебе не повезло с мужем? - осторожно спрашивает Леша.
Я останавливаюсь у зеркала с тумбочкой и, вытащив из-под старенькой записной книжки карандаш, закалываю им волосы на макушке.
- Мне не повезло с отцом.
И, кажется, из-за этого теперь не везет с мужчинами.
Я боюсь, что, если впущу их в сердце, они меня предадут, а когда такое происходит, я начинаю искать причины в себе. Отец оставил мне не только свою кровь, но и глобальное чувство вины. Он ушел, а я не смогла его остановить. Если бы он любил меня, он бы остался. Или хотя бы навещал нас. Приезжал бы иногда или просто звонил на День Рождение.
Брат его возненавидел.
А я ненавидела себя.
Об этом я думала, смотря в зеркало и поправляя волосы. Подобные рассуждения часто приходили мне в голову, но я не считала их совершенно уж правильными. Я не всегда винила себя в расставаниях. Часто я сама бросала мужчин, потому что не испытывала к ним сколь-нибудь внятных чувств. Были симпатии, страсть, притяжение, но эти искры быстро затухали. А те, кого я по-настоящему любила, причиняли в итоге только боль. Связь, что установилась между мной и Алексеем, я считали фактически идеальной. Фактически - потому что надо было держать в узде свое любопытство. Я не собиралась играть со своим незнакомцем в любовь или даже дружбу по одной простой причине - я ждала Виктора.
Потому что боль от предательства затухает, а любовь просто так не придушишь. Ничего ещё не было кончено. Мы расстались, потому что я не желала быть второй. И теперь ждала, когда стану первой. Просто у Вити была своя игра, а у меня - своя.
- Значит, за игрушки можно не переживать? - весело поинтересовалась я.
- Честное партизанское, - Леша клятвенно поднял руку.
- Тогда я, пожалуй, поеду домой.
Мой собеседник оглядел меня с головы до ног.
- Ты, конечно, шикарно выглядишь в мой футболке, но я что-то не горю желанием, чтобы другие могли глазеть на тебя в таком виде. Возьми мой плащ, и я тебя докину до дома. Помогу, если надо...
- Нет. Не надо. Я справлюсь сама. Ты и так много сделал. Поймаю такси.
- Уверена?
- Конечно.
Поднимаюсь на цыпочки и целую его в висок. Алексей пожимает плечами и снимает с вешалки плащ. Он мне по щиколотку.
- Тогда... увидимся? - спрашивает мой незнакомец, открывая передо мной дверь.
- Безусловно, - улыбнувшись напоследок, отвечаю я. Отвечаю и убегаю. Подальше от дома и от зависимости, которая мне не нужна.
Я все могу сама. Даже склеивать из осколков собственное сердце.
Я не сплю. Одну ночь, вторую, третью. Первую я убираюсь - не могу уснуть в бардаке, он меня раздражает. Бесит, когда вещи не на своих местах. Всюду мусор.
Хотя бы в собственной квартире хаос должен проиграть. В жизни я проигрываю хаосу.
Во вторую ночь я все же ложусь. Проваливаюсь в дремоту и резко просыпаюсь. Бросаю взгляд на часы - не прошло и тридцати минут с тех пор, как я закрыла глаза. Кладу голову на подушку и смотрю в потолок. Сна больше нет, и я снова иду убираться
Брат говорил, что у меня маниакальная тяга к порядку. Даже приходя к нему в гости, я, прежде чем начать играть с племянниками, приступала к уборке. Ира, его жена, называла меня святой. Она сама давно махнула рукой на тот беспорядок, который ежечасно устраивали малыши. Мне нравилось помогать ей и брату. Я сидела с детьми, пока они отдыхали - ходили в кино, к друзьям, по магазинам. Иногда приходила мама, но дети относились к бабушке настороженно, словно она была им чужим человеком. А она просто не хотела лезть в другую семью. Давно свыкнувшись с одиночеством даже среди собственных детей, она воспринимала шум и гам как нечто обескураживающее, непонятное и неуютное.
Кажется, я становлюсь похожа на собственную мать.