- Тогда зачем ждала так долго? - он подается вперед, а я опускаюсь на стол, обхватывая ногами его бедра, притягивая его к себе, в свое тепло, в свои объятья. Мне надо от него так мало, а хочется потребовать так много. Но я не желаю рушить то, что есть между нами - исключительное наслаждение, замешанное на свободе.
В сексе нет места требованиям.
Расстегиваю на нем рубашку, приподнимаюсь, чтобы поцеловать своего любовника в шею, туда, где могу почувствовать биение его сердца. Он придерживает меня за талию, лаская и освобождая от тех полосок одежды, что уже сыграли свою роль, опускает на стол осторожно, свободной рукой расстегивая брюки. И я не успеваю ощутить лопатками холод гладкого дерева, как мой партнер, разгоряченный и напряженный, оказывается во мне. Я изгибаюсь ему навстречу, я теряю себя от его напора, я кричу, когда он, взяв меня под колено, заставляет согнуть ногу, а потом кладет ее себе на плечо.
Мы нужны друг другу лишь потому, что в безответственной, распущенной, разнузданной близости забываем обо всех остальных.
По крайней мере, я так считаю.
Он надевает пиджак, поправляет рукава. Я смотрю на его силуэт на фоне окна, лежа на столе для переговоров, запрокинув голову и прикрыв грудь плащом. Алексей оборачивается и, глядя на меня, улыбается. Эта улыбка - словно флажок для волка. От моей умиротворенной, приятной расслабленности не остается и следа.
- Мне пора.
- Постой! Давай, довезу до дома. Уже поздно.
- Нет, спасибо. Я дойду сама. Тут же близко.
В кабинете повисает тишина. Я поправляю чулки, плотно запахиваю плащ.
- Почему? - голос Алексея становится ниже, раскатистее, словно большой босс готовится сделать мне выговор.
- Что "почему"? - я откидываю волосы и весело смотрю на собеседника.
- Почему мы не идем дальше?
Контрольный выстрел в голову.
- А зачем? Мы же играем, разве нет? - беспечно отвечаю я вопросом на вопрос.
Алексей поджимает губы и, задумчиво глядя на меня, кивает.
- И когда мы прекратим играть?
- Когда нам станет неудобно, - я переступаю порог кабинета. - Увидимся!
- А, может, и нет, - глухо отзывается мой незнакомец.
Я притворяю дверь и, прислонившись спиной к косяку, замираю, обхватив ладонями плечи.
Мне хочется, чтобы он вышел. Задержал меня, остановил. Чтобы сказал, что для него мы - вовсе не игра, что можно прыгнуть вместе - и не разбиться, а подняться, и, если не взлететь, то хотя бы встать на ноги.
Но он не выйдет, а я останусь при своем мнении. Это лишь минутная слабость, не более.
Я больше не буду искать Алексея возле офисного здания, но мы столкнемся на парковке через два дня, поздно вечером, и вместе поднимемся на седьмой этаж, в его кабинет, чтобы до краев насладиться друг другом.
Снова мы увидимся только через неделю, рано утром. Он подойдет к моей машине, а я, смеясь, замечу, что не захватила плащ. Он, кивнув, закурит и, выпустив дым в сторону, не глядя на меня, скажет:
- Я познакомился с одной женщиной. Думаю, мы с ней будем вместе. Попытаю счастье, так сказать... Поэтому... - пожмет плечами и посмотрит на меня хмуро и немного виновато. - Я выхожу из игры.
Я все могу сама. Даже без нытья признавать свои ошибки. Даже улыбаться, когда бьют наотмашь. Поэтому отвечу спокойно и приветливо, как всегда:
- Надеюсь, все у тебя получится. Приятно было провести время. Удачи, Леш.
Я сяду в машину и потороплюсь захлопнуть дверь, так и не услышав, что он скажет мне вслед:
- И тебе, радость моя. И тебе...
Поставив кресло по центру гостиной, взяв в руки бокал вина, я любуюсь обоями цвета аметист на одной из четырех стен комнаты. Три других стены - девственно серые, потому что рулонов в магазине больше не осталось, и я взяла остатки на свой страх и риск. Получилось великолепно.
Я возилась с этой чертовой стеной три ночи подряд - и вот она идеальна. Я пью за нее и за себя, за свое старание и упорство. Кажется, я даже своим красным дипломом не гордилась так, как теперь этой стеной.
А вот если бы у меня была ванна цвета аметист...
Счастливо улыбаясь, я касаюсь губами бокала, чуть наклоняю его - а он пуст.
- Ну вот, - я перегибаюсь через подлокотник кресла за бутылкой вина, которая стоит на полу, среди газет, и так и замираю с вытянутой рукой, потому что в дверь звонят. На часах - десять минут одиннадцатого. Мне никого не надо, но звонок испускает трель за трелью.
Почему-то на цыпочках подбираюсь к двери, заглядываю в глазок и, увидев гостя, прижимаюсь лбом к прохладному металлу.
У мужчин, кажется, где-то в паху встроен радар, который, уловив волны спокойствия и умиротворения от знакомой женщины, тянет своего владельца именно к ней - чтобы все "исправить" - разбередить душу, поднять нервы и запудрить мозги.