Он закатил глаза.
- Девушка , вы, может быть, и мёртвая, но я ещё пожить хочу. Будь уверена, я здесь остаюсь.
Ещё один грохот раздался рядом с входной дверью, на этот раз громче, чем раньше. Думаю, Крамер весь в нетерпении. Я бы с удовольствием оставила его там вариться в собственной эктоплазме, но этот дом должен был продержаться следующую неделю, чтобы мы могли закончить ловушку. Сооружать её здесь, да ещё и так, чтобы призрак не увидел, было достаточно сложно. Нам не нужны были дополнительные трудности из-за того, что придётся перевозить ловушку на новое место.
Я вышла из буфетной, прошла через кухню с её голыми, открытыми шкафчиками – их дверцы пошли на великолепную оконную обшивку - и гостиную, где матрасы были единственной мебелью. Когда я добралась до главного входа в дом, я подняла одну из стеклянных банок с горящим шалфеем и, из привычки пригнувшись, выскочила наружу, как только открыла дверь.
Конечно же, огромная ветка со свистом пролетела надо мной, а сразу за ней последовали два боковых зеркала машины. Они громыхнули в гостиной: одна приземлилась на матрасы, другая расположилась рядом с остальными предметами, которые Крамер бросал в Кости ранее. Я сделала себе мысленную заметку вынести их потом наружу, и снова появилась в дверях.
- Гутен таг [20], - сказала я, в качестве приветствия поднимая шалфей. – Сделай так, чтобы я могла тебя видеть, иначе я возвращаюсь в дом.
Я знала, что он подчинится, потому что по какой-то странной причине Крамеру нравилось высказывать свои проклятия и угрозы нам в лицо. Ворчание на немецком раздалось со стороны крыльца, которое пострадало больше всего. Если Крамер продолжит срывать от крыльца доски и бросать их в дом, в ближайшие пару дней от него ничего не останется. Однако шалфей, от которого Тайлер уже постоянно кашлял, не пускал Крамера в дом. Всё, что он мог делать – полтергейстить в него предметы, проклиная нас на смеси немецкого, английского и, возможно, латинского для ровного счёта.
Рядом с крыльцом появились тёмные клубы, а затем и знакомые белые волосы, торчащие как пучок выцветшей соломы и венчающие высокую, тонкую фигуру. Я ждала, ничего не произнося и в немом предупреждении постукивая по стакану.
- Хекс , - зашипел Крамер, появившись полностью.
- Угу, - ответила я, узнавая немецкое слово, означающее «ведьма», и размышляя, как долго он будет шататься здесь на этот раз. - Я женщина, поэтому ты видишь меня в таком свете. От всех этих феминистических движений за последние несколько десятилетий у тебя, наверное, действительно все тосты сгорели[21].
Инквизитор не среагировал уймой проклятий, как обычно. Он просто улыбнулся, достаточно широко, чтобы обнажить зубы, которые бы уж лучше не показывать. Одного «фуу» не было достаточно, чтобы выразить моё отвращение к тем жутким коричневым пенькам.
- Тосты? Нет, сгорают у меня не тосты, - ответил он, и выражение его лица отразило, что он смакует каждое слово.
Если бы я не знала, что Кости сейчас в подвале работает над ловушкой для этого ублюдка, я бы развернулась и ушла обратно в дом. Однако это будет означать, что он нанесёт дому ещё больший ущерб, и нам потребуется отвлечься от ловушки, чтобы всё починить; кроме того, сделай я так, Крамер узнает, что он меня доконал. Однако мой самый большой мотиватор был прост: каждая секунда, которую Крамер проводил здесь, выбешивая меня, означала, что он не мучил последнюю из выбранных женщин. Элизабет всё ещё не нашла её, а наши усилия по поискам тоже до сих пор ни к чему не привели. Я не была одинокой и не имеющей рядом никого, кто поверил бы мне о страданиях, которые причинял призрак, женщиной, как она. Я могла стоять здесь и разговаривать с ним, потому что это было всё, что я могла сделать для неё, пока мы не выясним, кто она, и не доставим её к Ниггеру и Дениз.
- В этом году у тебя будет одинокий Хэллоуин, когда Франсин и Лиза вне досягаемости, - холодно заметила я. - И что ты будешь делать, когда мы найдём последнюю женщину - а мы найдём, мой кривозубый друг. Тогда единственное, что ты будешь поджаривать своими временно материальными лапами - пастила.
Это вызвало на меня поток проклятий, который я ожидала и раньше. Часть из них была на английском, часть на немецком, но я уже была довольно опытна в распознавании определенных слов, так что суть уловила.
- Бла-бла-бла, я распутная ведьма, и адское пламя ждёт меня, бла. Тебе правда нужен новый материал. Моя мама может проклинать меня получше.
На меня понеслась доска от крыльца. Я отбросила её в сторону одной рукой, другой всё ещё сжимая банку с шалфеем. Крамер не посмеет применить на мне один из своих энергетических ударов, пока я так близко, а они были намного болезненнее, чем попадание случайных предметов, даже если ему повезет и в следующий раз он в меня попадёт.
- Я тут думала, что бы надеть на этот Хэллоуин, - сказала я, будто доска, брошенная в меня, не стоила того, чтобы прерывать ход моих мыслей. - Я давно не наряжалась для него из-за возраста, но ты меня вдохновил. Думаю, я буду Эльфабой из «Злой»[22]. Она была неправильно понятой ведьмой, за которой охотилась мафия, но она обманула их и в конце концов победила. Очаровательно, правда?
Последовало больше проклятий, на этот раз не только на меня, но и чрево, выносившее меня, и тёмного лорда, меня зачавшего. С этой частью, по крайней мере, Крамер был прав. Мой отец принадлежал к первому классу мудаков. Это у них с Крамером было общим. А скоро они во всём будут похожи, если у меня всё получится. Мой папа в настоящее время отбывает пожизненный срок, состоящий из по-настоящему жестоких и необычных наказаний, судя по тому, что я слышала.
- Я просто обожаю наши разговоры, - продолжила я, уворачиваясь от трёх новых досок, которые он в меня швырнул. - Я не совсем уверена, что извлекаешь из них ты, но для меня они очень полезны. Вот вчера вечером я взяла лоскутки занавесок и немного щепок от доски и сделала маленькую куколку по имени Крамер. Потом я оторвала ей руки и ноги и воткнула ей в задницу. Я имею в виду, если бы ты не пришёл вчера, я бы и не додумалась это сделать –
- Ты умрёшь в пламени! - взревел Крамер, резко подлетая ко мне настолько близко, что дым из моей банки с шалфеем успел его коснуться, прежде чем он спохватился и отскочил обратно. Я не двигалась с места, не желая давать Крамеру удовлетворение, даже вздрогнув. Его глаза впились в мои с жестокостью глубокой до такой степени, что она походила на безумие, и, когда он обнажил свои отталкивающие зубы, я не могла не подумать: когда он был жив, его дыхание наверняка было таким отвратительным, что вонь раздавалась за дюжину футов.
- Я так не думаю.
Мой голос был спокоен, и я даже не моргнула, уставившись на него в ответ.
- Я вампир, так что для меня возможно умереть от огня, только если он достаточно велик, и я не могу убежать, но всё же я предполагаю, что однажды умру от руки какого-нибудь Мастера вампиров, который будет сильнее, быстрее и просто удачливее с серебряным кинжалом. С другой стороны, ты никогда не умрёшь, так? Ты останешься застрявшим в этом воздушном облаке, которое ты называешь телом, наблюдая, как мир проходит мимо тебя, пока ты сам не можешь ничего, кроме как злиться на него, и большую часть времени никто в нём тебя не слышит. А я? Я скорее сдохну, чем так.
Крамер не двигался, но я почувствовала его ярость в холоде, прокатившем по моей коже, словно воздух в течение нескольких секунд охладился на десять градусов. Затем рябь потекла по его телу, будто камушек запрыгал по поверхности пруда, делая его туманным до того самого момента, пока он не вспыхнул полным живым цветом. Его туника не была коричневой, она была серой с грязными брызгами, а глаза его были более зелёными, чем тот бледный цвет, который они, как казалось, имели раньше. На его коже были оспины, которые туманность и торчащая белая борода скрывали, а седые волосы ещё сохранили слабые светлые пряди.
Мне не нужно было протягивать руку, я и так знала, что теперь он такой же плотный, как и я. Элизабет выглядела намного более яркой, когда становилась материальной, так же как и её убийца.
22