Как-то раз главный редактор сказал ей: «Красная дорожка — это хлеб для журналиста. 50% всех скандалов можно вынести прямо оттуда, даже не посещая самого мероприятия».
И Люси хорошо уяснила это, не давая повода никому усомниться в ее образе.
Черное платье-футляр от Michael Kors в сочетании с туфлями от Saint Laurent и матово-красной помадой всегда были беспроигрышным вариантом. Идеальный образ идеальной Снежной королевы.
«Классический Бродвей — это тяжелый бархат, громоздкие декорации и снующие то там, то здесь актеры из массовки. Это витиеватые линии на мраморных перилах, аромат старого дерева и доносящиеся звуки настраивающегося оркестра.
Классический Бродвей — это суматоха и паника, которая невооруженным глазом видна даже стороннему взгляду.
Классический Бродвей — это консерватизм во всех его проявлениях. И пусть где-то на подмостках балета правила могут сменяться сиюминутно, а на мировых подиумах мода будет пытаться угнаться сама за собой, Бродвей останется верен себе. Суматохе, красному бархату и аромату старого дерева…».
— Люси! — донесся голос миссис Драгнил.
Хартфилия обернулась, увидев пробирающуюся сквозь толпу Эми, которая ярким пятном выделялась на общем фоне всего этого официоза. Люси отметила простое, но прекрасно сидящее платье из белого хлопка с принтом из красных гардений, которое оттеняло розовые волосы и привычную, не сходящую с губ этой женщины улыбку.
— Здравствуйте, Эми, — улыбнулась Люси, сделав шаг в ее сторону. Тут же из толпы вынырнул Игнил, обхватив жену за талию.
— Черт, как же здесь шумно, — проворчал мужчина.
— А ты что хотел? Это же важное мероприятие, а не посиделки у Фуллбастеров!
— Между прочим, когда Сильвер выпьет ирландский бренди, весь Порт-Артур затыкает уши, — усмехнулся Игнил, подмигнув Люси.
Невольно на губах растянулась улыбка. Любовь всегда была для Люси абстрактной картиной, которую она не могла понять. Она знала, что любовь существует (боже, она и сама любила!), она могла ее видеть и даже почувствовать, но смотря за хаотичными мазками и нечеткими линиями, в ее голове зарождался хаос. Что делать с этим чувством? Как вообще можно было что-то с ним делать, когда, казалось, оно было настолько хрупким и неуловимым?
Сейчас же перед ней стоял живой ответ на ее вопрос. Возможно, все ее страхи и сомнения всегда были беспочвенны и нужно было просто плыть по течению, не обременяя себя мыслями о будущем? Но, к сожалению, тогда Люси не была бы собой. Четкое видение будущего, расписанные по минутам встречи и уверенность в завтрашнем дне — это была она.
На программке в руках Нацу в образе Кристиана проводил рукой по светлым кудрям Дженни. Люси как никогда почувствовала, что готова была сделать еще один выбор.
«Я стою в главном холле театра Гершвин в окружении известных актеров, именитых критиков и икон моды. До начала постановки осталось тридцать девять минут. Атмосфера представляет собой причудливый коктейль восторженного ожидания и напряжения. Такой подают на Лонг-Айленде за тридцать восемь долларов: напиток благородно-коньячного цвета в светящемся стакане и цветастыми зонтиками. Впрочем, я не удивлена. Шумиха, которая царила вокруг «Мулен Руж» за последний год, могла бы сравниться с премьерой «Чикаго» в далеком 1975 г.
Остается только надеяться, что «Мулен Руж» это «Чикаго», а не второсортная жвачка, которую мне захочется выплюнуть во время просмотра».
Люси Хартфилия, Нью-Йорк, театр Гершвин.
Казалось, в Гершвине сегодня собрался весь свет Нью-Йорка. Люси заприметила много знакомых лиц, поприветствовала коллег по перу и даже завела новые знакомства. Где-то неподалеку, щелкая затвором, суетился фотограф из «NYʼs Mistakes» и несколько ее коллег.
Люси старалась с ними не пересекаться (не то, чтобы они горели желанием).
За десять минут до первого звонка Люси постучала в дверь гримерки с аккуратной пятиконечной звездой и именем Нацу на ней.
Дверь открылась почти сразу же.
— Это нормально, что я не паникую? — с порога спросил парень, отойдя в сторону.
Люси прошла внутрь, окинув взглядом вид Нацу. Хлопчатая рубаха, помятая и порванная в некоторых местах; растрепанные волосы и наложенный грим щетины и кругов под глазами. А самое главное, широко распахнутые глаза, в которых плескалось возбуждение, граничащее с безумством.
— Друг мой, ты случаем не под ЛСД? — усмехнулась девушка, отчего Нацу только отмахнулся.
— Выпил пять стаканов кофе и две банки энергетиков.
Люси прикрыла глаза, цедя сквозь зубы:
— Ты идиот?! Запивать кофе энергетиком?! А что сразу не пачку героина в коньяк?
Из губ Нацу вылетел какой-то истеричный смешок. Он выглядел больным и слегка безумным, и Люси по-настоящему начала бояться за его состояние.
— Меня пиздец как трясло! Я не спал последние трое суток, а Клайв вынес все мозги. А еще я чертовски боюсь облажаться, и если у тебя есть героин и коньяк, то давай!
Люси окинула его взглядом, понимая, что в этой ситуации она была ему не помощником. Он должен был справиться с этим самостоятельно.
— Извини, — прошептала девушка, крепко обняв его за плечи. — Сказал бы раньше, я бы позвонила своему наркодилеру. Он как раз толкает кокс в Южном Бронксе.
Нацу обнял ее в ответ, сразу же обмякнув в ее руках. Насколько же он был напряжен все это время?
— В Южном Бронксе? Хартфилия, кто из нас еще маньяк?
— Успокойся. Я на девяносто девять процентов уверена, что не маньяк.
— Девяносто девять?
Люси широко улыбнулась. Воспоминания старой лентой кинопленки пронеслись перед глазами.
— Мои жертвы, прикованные в подвале цепями, пытаются убедить меня в обратном, — тихим шепотом процитировала Люси сообщение Нацу, обняв его крепче. — Но, повторюсь, я уверена, что абсолютно нормальная.