Шло в противовес манерам быть хорошей хозяйкой (которые мама воспитывала во мне с трехлетнего возраста) — не сервировать стол, пока ждала кого-то на ужин, но я также хотела, чтобы Марко не считал что-то за иное.
Кого я обманывала? Я даже сама не понимала, за что именно.
Я сменила рабочую одежду банальными джинсами и термальным лонгсливом. Закручивая волосы в неопрятный пучок, взглянула в зеркало и кивнула, удовлетворенная своим отражением. В этих джинсах задница выглядит просто отлично, футболка с длинным рукавом подчеркивала формы, отчего грудь выглядела прекрасно, но в целом одежда говорила: «Я зависаю дома, и плевать, что ты обо мне думаешь».
— Идеально.
Я крутанулась, направляясь из спальни на кухню, и тут зазвонил домофон, погружая меня в ступор.
Мне хотелось вырвать. Я собиралась украсить желудочным соком весь свой паркет.
— Дыши глубоко. — Подготавливала я себя, направляясь к двери.
— Да? — спросила я, подняв трубку.
— Это Марко.
Ага, меня определенно стошнит. Я нажала на кнопку, чтобы впустить его в здание.
С кровью, прилитой к ушам, я постаралась подготовить себя увидеть его снова и включила безразличие. Открывая дверь, я услышала шаги, когда он поднимался к квартире.
Затем увидела его голову из-за лестницы, и желудок припал к ногам. От поднял глаза с ног на меня, пока все еще подымался по площадке, а потом одарил легкой улыбкой приветствия. Черт бы ее побрал. Почему он так меня привлекал? Почему у меня осталось столько хороших воспоминаний о нем?
Глаза пробежались по телу и поднялись снова. По его выражению могла предположить, что он совсем не разочарован моим видом. Вовсе нет. Притворяясь, что мне все равно, я сделала шаг назад.
— Входи.
Он зашел внутрь, заставляя ощущать меня крошечной и, несмотря на его прошлый побег, в безопасности.
— Ты стал выше? — заворчала я, отходя от него и его манящего одеколона.
Он закрыл дверь за собой и потряс головой.
— Я бы заметил.
Пока осматривала его, поняла, что рост тут не причем. Это были мышцы. Я сглотнула при виде бицепсов, которые отчетливо были видны под облегающей кофтой с капюшоном.
— Сюда. — Я почти охрипла, поворачиваясь спиной при виде его довольства.
Он последовал за мной в гостиную, где в конце комнаты я поставила обеденный стол.
— Милое гнездышко. — Марко увидел горы книг, которые покоились чуть ли не в каждом углу, и одарил меня знакомой полуулыбкой, которая заставляла чувствовать меня то, что я не хотела.
— Тебе нужны полки.
Игнорируя комментарий, я указала на стол.
— Присаживайся, я принесу ужин.
Марко удивился.
— Ты все-таки приготовила?
Я прищурила глаза.
— Только потому что голодна.
— Ну да.
Взбесившись, что у меня фигово получалось никак эмоционально не реагировать на его присутствие, я выскочила из комнаты на кухню, где схватилась за край столешницы, делая глубокий вдох.
У тебя получится. Он всего лишь парень. Он всего лишь парень. Я повторяла это у себя в голове снова и снова, пока не схватила тарелки с пастой и салатом.
— Выглядит отлично, — сказал Марко, когда я вошла в гостиную с едой.
Я фыркнула, а затем спросила брюзгливо:
— Пиво?
Его губы изогнулись в уголках, и смех отразился в его потрясающих глазах.
— Было бы здорово.
Я вернулась с пивом, с грохотом ставя на стол перед ним, и затем неуклюже уселась на место напротив Марко, указывая на тарелки.
— Ешь.
Больше не скрывая своего веселья, Марко заулыбался, когда потянулся за салатом.
— Ты кажешься возбужденной.
Разве? И лишь отвлекающе пожала плечами.
— Все в порядке.
Его выражение на секунду дало понять, что он не поверил мне. Я забрала у него салат и вывалила овощи себе на тарелку, пока он взял себе пасту в томатном соусе. Мы сидели в тишине, пока не закончили накладывать и не начали есть.
Я почувствовала, что в любую секунду могла бы вылезти из своей кожи и выпрыгнуть со своей костлявой задницей в окно. Я ждала, когда он начнет говорить, оправдываться — ведь это и была основная цель пребывания его в моей гостиной, при этом поедая еду и влияя на мое женское начало. Наконец, терпение лопнуло от, по-видимому, удобной для него тишины.
— Четыре года? — рявкнула я, глядя на него.
Марко рассматривал меня, пытаясь вспомнить каждый сантиметр моего лица, да так, что я почувствовала жар и покалывания на коже. Он положил вилку и откинулся на спинку стула, откручивая пробку от пива без особых усилий. Потом сделал глоток, при этом ни разу не отводя от меня глаза.
— Наверное, нам стоит начать с ночи на Индия Плейс.
Неожиданная боль прошла сквозь грудь от воспоминаний в этом месте. От этой же самой боли перехватило дыхание. С тех пор, как я отдала девственность Марко, меня преследовали лишь горе и унижение, потому что мы даже не встретились после, и об этом также никто не знал.
От обсуждения с ним этого в первый раз возникало ощущение, что мы только вот все пережили.
Должно быть, выражение лица передало всю ту боль, потому что Марко напрягся, и что-то наподобие сожаления проскользнуло в его глазах.
Он поставил пиво, полностью сфокусировавшись на мне.
— Я хочу, чтобы ты знала, что та наша ночь была самой лучшей в моей жизни.
Я застыла от шокирующего признания, и только злость быстро оживила меня.
— Даже не смей пытаться заговаривать мне зубы милыми разговорчиками и красивыми словами. Мне просто нужна правда, Марко.
Черты лица ожесточились.
— Это правда. Ты можешь злиться на меня, сколько влезет, но не надо ставить под сомнение то, что я скажу тебе сегодня, потому что я никогда тебе не лгал.
— Насколько мне известно.
— Нет, ты прекрасно знаешь, что я не врал тебе, Ханна. Ни разу.
— Что ж, если эта ночь была такой потрясной, почему так вышло, что после всего ты вылетел оттуда так быстро? Как так вышло, что ты оставил меня лежать в этой грязной квартире, чувствуя себя использованной и полностью ничтожной?
Ощущая боль от заданного вопроса, Марко резко провел рукой по лицу.
Я ждала.
— Я ненавидел себя за то, что поступил так с тобой, — прошептал он. — Извини.
Сердце так колотилось о грудь, что даже было больно.
— Почему же?
Поняв вопрос, он вновь откинулся, сжимая челюсть.
— Ты была Ханной. Была этой замечательной девочкой, которая заставляла меня смеяться и смотрела на меня, будто я чего-то стою, да и с каждым годом ты становилась все красивее.
От таких слов сердце перевернулось в груди.
— Ты была слишком хороша для меня. Я понял это с первого раза, как проводил тебя. Безупречная от головы до кончиков пальцев. Не для меня.
— Я не понимаю.
Марко тяжело вздохнул.
— Я говорил тебе, что не ладил с дедом и дядей. И я это имел в виду в буквальном смысле. С того момента, как я начал ходить, Нонно убеждал меня, что я — бесполезный шлак. Он говорил мне, что я — ничто и никогда не буду чего-то стоить. То, что я был, как мать и отец, и, прикасаясь к чей-то жизни, я разрушал ее. Эти убеждения проникли в глубь меня.
Я ничего не могла с собой поделать. Даже после всего пройденного, я чувствовала боль и была зла на его деда, когда Марко произнес такие вещи.
— Он ведет себя, как злобный старый ублюдок.
Из уст Марко вырвался смешок.
— Ты бы была права. Но он — единственный пример отца, который я знал. Поэтому, несмотря на попытки Нонны смягчить темперамент деда, я верил ему. Это так засело внутри, что я почти пытался ему это доказать. Я вырос с одним ребенком по соседству. Отчим тоже считал его уродом. Мы были друзьями по большей части из-за ненависти к своим родственникам. Как только мы стали старше, Джамал стал вытворять всякие дурацкие вещи, типа вламываться к людям в дом, воровать вещи, заниматься вандализмом и все такое дерьмо, и я ходил за компанию. Когда нам исполнилось почти шестнадцать, его завербовали в банду.