— Ее не вырвет, — заулыбался Мик, беря нормально Лили на руки. Она все равно маленькая, но папа Лив был здоровым мужиком, и она казалась крошечной и очаровательной, прижимаясь к нему. — В ней душа пилота.
Был воскресный обед, к которому смогли присоединиться Мик и его жена, Ди, поэтому дом был полон гостей. Было трудно о чем-либо думать с детьми, которые смеялись и бегали друг за другом, с ревущим Бреем, который расстраивал обычно послушную Белль, и со взрослыми, пытающимися быть услышанными друг другом.
Дабы избежать какофонию, я вызвалась помыть посуду и стрелой полетела на кухню. Было все еще шумно, но, по крайней мере, было расстояние между мной и худшим вариантом. Там я могла снова и снова воспроизводить сцену с Марко в ресторане, как делала это в течение нескольких дней. Я была так уверена, когда стояла там и говорила ему, что с нами все и что это было правильно, но как только дверь закрывалась за ним, меня охватывала мгновенная паника. Правда была в том, что я не знала, что было правильно, а что нет. Мне хотелось иметь какую-то волшебную палочку, которой могла бы махнуть, которая дала бы мне все ответы. Вероятно, некоторые люди назвали бы меня глупой — сказали бы мне, что ответ, несомненно, так очевиден. Если ты любишь кого-то, то должна быть с ними.
Было ли действительно так просто с такой насыщенной историей и болью? Можем ли мы действительно пройти через это? Могу ли я действительно позволить себе снова стать уязвимой рядом с ним, когда не было абсолютно никакой возможности узнать, что нас ждало в будущем?
Я была измотана тем, что перебирала все это в голове снова и снова.
Я вычищала тарелки и начала загружать их в посудомоечную машину, когда почувствовала лишнее присутствие на кухне. Я подняла голову увидеть, кто это был, и глаза столкнулись с глазами Нейта, когда тот прислонился к дверному косяку.
— Ты в порядке? — спросила я, сведя от беспокойства брови.
— Вообще-то я собирался спросить об этом тебя, — ответил Нейт, медленно входя на кухню.
Я пожала плечами. Действительно, какой смысл лгать?
Нейт вздохнул.
— Так и думал. — Он облокотился на столешницу, скрещивая на груди руки. — Ты знаешь, что мы с Лив были просто друзьями, прежде чем между нами возникли романтические чувства.
— Да.
— Что ж, когда мы шли вдоль дороги, то оба знали, что между нами было что-то особенное. Правда, я не хотел признаваться, что боюсь потерять ее впоследствии.
— Из-за того, что случилось с Аланой? — спросила я, предполагая, потому что Нейт редко говорил про бывшую. Она умерла, когда им было только восемнадцать, и Нейту было очень сложно двигаться вперед из-за ее смерти.
— Ага. Я оттолкнул Лив и этим причинил ей боль, всего лишь потому что слишком боялся, что с ней случится то же самое. Я чуть ли не потерял ее навсегда, Ханна. Был момент, когда думал, что мое упрямство уничтожило нас — это был один из самых страшных моментов в моей жизни. И иногда я позволяю себе думать о том, на что могла бы быть похожа моя жизнь, если бы не отвоевал Лив. Тут даже не о чем думать. Как кто-то живет с таким сожалением? — Я почувствовала его руку на плече. Он сжал ее и любезно сказал: — Ты — хороший учитель, Ханна. Я просто надеюсь, что урок сожаления — это не то, чему ты будешь хорошо учить в будущем.
Слова мудрости Нейта оставались со мной до конца дня и до самого вечера. В тот вечер я вернулась домой с коробкой на руках с чердака родителей. Я бросила ее на пол спальни. Сначала я пролистала наши с Марко фотографии за последние несколько месяцев, которые сняла на телефон. Также я порылась и раскопала все старые дневники.
В течение многих часов я изучала задокументированную историю своих подростковых лет, наполняя себя всеми старыми чувствами к Марко и надеясь, что они столкнутся с новыми и каким-то образом преодолеют блокаду страха.
Потому что одно я точно знала — Нейт был прав. Такое сожаление было уроком, который не хотелось выучить.
∙ ГЛАВА 26 ∙
Я знала, что что-то не так, как только вошла в школу.
В воздухе царила тишина.
Проходя по первому коридору отдела английского языка, мне показалось, что слышала сопящий звук из одной комнаты отдыха. Я собиралась уже перестать прислушиваться, как Ниша позвала меня из открытого дверного проема комнаты для персонала.
Как только увидела ее лицо, я поняла, что с чутьем у меня все в порядке. Что-то было совсем не так.
— Можешь подойти? — тихо попросила она, выглядя разбитой.
Я поспешила к ней, и Ниша аккуратно провела меня в комнату для персонала. Эрик, Барбара и две других коллеги были в комнате. У Барбары были слезы на глазах, а черты бледного лица Эрика были напряженными.
— Что происходит, черт возьми? — спросила я. Пульс начал биться, когда нервные бабочки залетели мне в живот.
Ниша взяла меня за руку.
— Ханна… Джаррод Фишер был убит в субботу вечером. Мы только что узнали сегодня утром.
Я тупо уставилась на Нишу, пытаясь понять ее слова.
— Что? — Я отдернула руку, глядя на Эрика и Барбару. — Это шутка?
— Ханна, я знаю, что он был твоим любимым учеником. Мне жаль.
— Не понимаю. — Я с недоверием посмотрела на Нишу. — Я не… Я не… нет. — Я трясу головой.
Ее добрые глаза стали влажными от слез.
— Он ввязался в драку с мальчиком постарше. С плохим парнем. Тот ударил Джаррода ножом. Он умер в хирургической.
Нож? Джаррод?
Смышленый, очаровательный, забавный Джаррод, кому я говорила нескончаемое количество раз, что нужно контролировать вспыльчивость. Джаррод, чья мама и маленький братик полагались на него. Джаррод. Пятнадцатилетний мальчик, у которого была впереди вся жизнь.
Умер.
Просто… умер?
И все?
Это невозможно.
Рыдание вырвалось из меня прежде, чем смогла остановить его, и затем я оказалась в руках Ниши, обрушивая жгучую боль от его внезапной потери в ее плечо. Когда я думала о его маме и младшем брате, о горе, которое будет их грызть, которое будет отдаваться болью в каждой мышце и нависать над их жизнью в течение последующих месяцев, я плакала лишь сильнее.
Слезы, наконец, прекратились. Я попыталась отдышаться, когда вырвалась из рук Ниши.
— Прости. — Я ударила себя по щекам, чувствуя смущение из-за того, что сломалась в школе. На лицах моих коллег лишь один взгляд — понимающий. Джаррод был для меня тем ребенком, с которым я действительно чувствовала, что могу изменить его жизнь. В нашей работе было трудно это чувствовать — что мы имели для кого-то значение. Я думала о том, чтобы обсудить выбор университета с Джарродом в следующем году; помочь ему получить финансовое обеспечение; гордиться им и тем, как далеко он продвинулся. Я чувствовала, что видела его, когда никто другой не видел, и надеялась, что для него это имело значение.
Как будто я погрузилась в какой-то ужасный сюрреалистический кошмар.
Дети не умирали от драки с ножом в моем мире.
Где мы были, чтобы это остановить?
Как могло случиться, что вот, он был в классе только на прошлой неделе, а теперь я думала о нем в прошедшем времени? Как кто-то превратился из осязаемого человека в призрака, фигуру в киноленте воспоминаний?
И вновь нахлынули слезы.
— Ханна. — Ниша потерла мою руку, утешая. — Тебе придется собраться, милая. У тебя уроки, и у тебя… у тебя сегодня четвертый курс старших классов.
О, боже.
Как я буду вести этот урок, пока все это время на меня будет смотреть его пустой стул?