Марко двинулся ко мне, будто собирался дотронуться до меня, но я протянула руку, чтобы остановить его.
— Прежде ты что-нибудь скажешь, тебе нужно кое-что знать.
Марко встал как вкопанный, но дал небольшой жёсткий кивок, чтобы я продолжала.
Я с дрожью вздохнула для последующего откровения.
— Хотелось бы мне быть сильнее. Хотелось бы быть той Ханной, которая была до беременности, но я потеряла большую ее часть после того, что случилось. Особенно ту, которая шла на все, чего хотела, не взирая на последствия. Я хочу детей, мне нужно, чтобы ты это знал, но, если мы вернёмся друг к другу и где-то на нашем совместном пути ты захочешь детей, я не знаю, смогу ли дать их тебе. — Я не могла прочесть выражение его лица. — Я пытаюсь сказать, что боюсь попытаться забеременеть, и не могу обещать, что переступлю через эту черту.
Его руки вдруг оказались на мне, притягивая меня к нему, пока наши носы почти не соприкоснулись.
— Ты любишь меня? — спросил он хрипло, посылая в меня небольшую дрожь.
Я слегка засмеялась от заданного вопроса, ведь ответ был так очевиден — для меня, в конце концов. Поднимая руку, я провожу костяшками по щеке Марко, ощущая трепет от притяжения, который всегда чувствовала рядом с ним. Потому что под всем этим бредом я была полностью убеждена, что этот мужчина принадлежал мне.
— То, что я сказала ранее, было правдой — я влюблена в тебя с четырнадцати лет.
Марко сжал меня сильнее.
— Для меня важно только это. Мы справимся с будущим, когда оно настанет. Нет никаких обещаний, что жизнь будет проще. Таковой она никогда не была для меня. И такие моменты, когда вся хрень исчезает, когда проблемы прекращают для меня существовать, наполнены тобою: ты заставляешь меня смеяться, чувствовать, что я чего-то стою, заставляешь чувствовать себя нужным, и знаю, что хочу тебя так, как никогда не хотел ни одну другую женщину в своей жизни. Для меня это все не пустяки. Я никогда не смогу объяснить, почему все, что связано с тобой, уносит прочь все плохое. Да и не вижу смысла придавать этому значение. Я не знаю, почему так происходит. Все, что мне нужно знать, это то, что ты делаешь, что всегда делала. Я люблю тебя. Для меня больше никого нет, и не знаю, откуда, но знаю точно, что никого больше и не будет. Поэтому, — он обхватил мое лицо, притягивая к себе ближе, — мы справимся с завтрашним днем, с будущим.
После, Марко нежно поцеловал меня, прижал к себе и какое-то время позволял мне побыть в комфортной тишине, пока мы вот так и сидели.
Наконец я тихо и задумчиво произнесла:
— Она изменила тебя. Потеря.
Я почувствовала, как напряглась его рука, что обхватывала меня.
— Она изменила тебя, детка. Но не так сильно, как ты думаешь.
— Но все же она никуда не делась. Думаешь, это нормально?
— В каком смысле «она никуда не делась»?
Я воспользовалась моментом, пытаясь придумать лучший способ объяснить вышеупомянутое.
— Когда ты еще не испытал потерю напрямую, это как… ну, ты едешь по той же дороге домой, что и каждую ночь. Ты знаешь ее так же, как любой. Однажды ночью ты решаешь проехать другой дорогой. И не думаешь об этом, потому что это лишь смена «декораций». Но если ты из тех, кто потерял кого-то или приблизился к тому, чтобы потерять себя… и, если взять эту другую дорогу, то есть то самое мгновение после того, как принимаешь решение, всего лишь мгновение, в котором ты задумываешься, переживаешь, изменит ли эта дорога бесповоротно твою жизнь; ты не знаешь ее повороты, слепые зоны. В это мгновение ты представляешь аварию, столкновение. Всего лишь мгновение, пока ты не говоришь себе перестать нездорово смотреть на ситуацию. И все же, как бы глупо ты себя ни чувствовал, каждый раз, когда принимаешь решение пойти по другому пути, ты не можешь не задаваться вопросом, закончится ли выбор проигрышем.
Он молчал, обдумывая слова, а потом его губы оказались у моих волос, шепча обещание:
— Жизнь хрупка и не вечна, Ханна. Ты знаешь это и то, чего эти секунды стоят. Тебе дозволены такого рода мгновения до тех пор, пока они не будут значить, что ты навсегда закроешься от меня.
Почувствовав облегчение от понимания Марко, я закрыла глаза и крепче прижалась к нему, давая молчаливое обещание в ответ.
В ту ночь я впервые спала рядом с Марко в его постели. Он прижал меня к себе, согревая и защищая от печали.
Я уже засыпала, когда в голове услышала голос Джаррода — воспоминание раннего времени.
— Просто говорю. Приятно знать, что большой парень присматривает за вами.
С его голосом пришел и покой.
∙ ГЛАВА 28 ∙
— Я верну вам коротенькие сочинения на следующей неделе, — пообещала я классу по урокам грамотности, когда все начали собирать вещи.
— Приятных выходных, Ханна, — сказал Дункан с доброй улыбкой, когда направился к выходу.
Другие последовали за ним. Они были слегка подавлены на этой неделе, отчего у меня было чувство, что класс знал, почему я не смогла преподавать им в прошлый четверг.
Я уже начала собираться сама, когда, к моему удивлению, Лоррейн направилась ко мне. Пытаясь скрыть неверие, что она охотно сама шла ко мне, я замерла, ожидая ее слов.
Лоррейн начала беспокойно ерзать.
— Я, э… слышала нащет маленького мальчугана ис тваего класса. Жаль слышить такое.
Я быстро заморгала от неожиданного соболезнования.
— Спасибо.
— Аха, ну, вы выглядите, будто павидали дерьмишка, так что представляю, как вам сичас нелехко.
Я кивнула в безмолвном соглашении, честно говоря, не зная, что сказать.
Лоррейн пожала плечами, смотря куда угодно, но только не на меня.
— Аха, что ж… вы, наверное, хатите знать, что я, э… палучила роботу.
— Это великолепно, — улыбнулась я. — Где?
— Адна из сетей букмекерских кантор. — Она одарила меня улыбкой, и я чуть не свалилась с ног от такого крайне редкого зрелища. — Это, вроде как, харошие деньги.
— Лоррейн, я так рада за тебя.
Она опять пожала плечами и попятилась от меня, снова чувствуя себя слишком неуютно.
— Ну, я просто хатела сказать, что я, наверное, не получила бы ее, не будь я здесь. Увидимся позже. — Она выскочила из комнаты прежде, чем я успела сказать что-нибудь еще.
Я посмотрела ей вслед. Лоррейн была такой же грубой, как те, которые только приходят, и чертовски колючей. Я ей не нравилась, или, по крайней мере, она меня не понимала, но Лоррейн была первой ученицей после смерти Джаррода, которая заставила почувствовать, что у меня еще есть шанс все изменить.