— Тогда я только сверху разверну.
— Если заранее дашь пошире, чтобы воды не касаться, — видишь? — тебе берег будет мешать. Вихри начнут спотыкаться о мостки, о лестницу, волочиться и путаться в подъеме на холм. Часть изъятого искажения останется в траве, в почве, в их обитателях.
— Не страшно. Это лишь часть, осадок.
— Да, не страшно, но повредится общий набор. Я никогда не видела тебя в деле и не смогу предположить, что именно ты оставишь в каком червячке и чем это обернется.
— Я сдвинусь к центру реки, чтобы берег не тронуть. Я смогу, не сомневайся! — ее глаза горят не меньше, чем точки причальных факелов у нее за спиной, руки подрагивают от нетерпения. — На уроках у меня получалось и на в два раза меньших участках.
— Но у тебя не было в восемь раз большего чудовища.
— Я смогу! — шипит она.
Я взглядом указываю на холм, где местные:
— У тебя очень мало времени. Нас заметят.
— Я поставлю защиту по берегу. Этого хватит. Лодок у них нет, от города не приблизятся.
Соображает. Загорелась, заполыхала. И не сдается:
— Мне не надо объяснять. Сама понимаю, что все, что я могу — это сейчас смочь.
Я молча смотрю на ее длинные суетливые пальцы, готовые по первому сигналу молниеносно сложиться в замысловатые фигуры, которые только Мастерам доступны, — любой Основатель себе все пальцы по локоть вывернет и сломает, но не изобразит даже самой простенькой. Смотрю на ее дергающийся рот, из которого, четко вижу, рвется горячая просьба: «Пожалуйста, пожалуйста, позволь мне, мне, мне...», и лишь бешеное усилие молодой воли не позволяет заговорить. Взгляд отчаянный и умоляющий. Куда опять высокомерие спряталось? Так и будет нахальный взгляд цапли бегать наперегонки с просящим взглядом щенка?
А что молчать? Не такой уж у меня богатый выбор…
— Ну, раз тебе ничего не надо и ты все сможешь, тогда разворачивайся, Мастер… Сатс.
Шаг напряженный
— Вон там еще попробуй.
— Где?
— Да под боком у нее.
— Ишь, под боком! Сам лезь, дурак. А ну как опять пыхнет!
Их голоса полны страха. Этот страх — первое, что я улавливаю, очнувшись. Смысл доходит позже.
— Когда-то слыхал я, будто Ходящие бывали у нас.
— Э-э, да ты задним делом все слыхал, все знаешь! Нет бы тебе их сразу распознать. Куда весь твой ум подевался? Это ведь ты их увидел на том…
— Вот именно, увидел! И сразу вам сказал — подозрительные они.
— Да не задирайся, Эрк. Все их видели на том берегу. Но никто не смекнул, что они вообще… эти… Ходящие.
— Чтобы про такое смекнуть, надо пожить, как Старый Фич. Уж вернее решить, что на том излечиваться начали, чем о каких-то Ходящих. Кто они вообще такие?
— Они от начала мира, дурак. Ишь, молодежь несведущая, а про еще мой ум твердит!
На эти слова я открываю глаза. Хочется увидеть того, кто стоит надо мной и нахально разделяет мои недавние мысли насчет молодежи.
А где, кстати, моя молодежь?
Сажусь и осматриваюсь. Я на берегу, в кольце из белых хлопьев и порошка, осевших на траве, словно кто-то кое-как накрошил извести, а потом обошел меня по кругу, горстями рассыпая это крошево. В середине круга чисто, но трава вырвана, земля взрыта.
Сатс нет.
Наклоняюсь и осторожно протягиваю руку к белой горке справа. Хотя ведь знаю уже, что последует…
Сильный укол — отдергиваю руку.
Эту белую дрянь от меня прогоняли. А как я этой дряни набралась?
Ах, да-а… Неудачно получилось.
Раз теперь я сижу чистая посреди грязного, значит, Сатс убрала эту гадость у меня из одежды и из-под одежды. Расстояние до грязного равняется строго длине моей руки… Ох, Сатс, дотошная исполнительница учебных предписаний! Но умница. Сейчас я не чувствую боли нигде, даже в стопах (а в ботинки непременно залилось). Она выгнала эту дрянь до самой пылинки и разметала по склону. Моя стража собрала эти хлопья, но рядом со мной это кольцо оставила. Похоже, побоялись ко мне приближаться вплотную. А почему побоялись?
— Эй, девка. Ты же из Ходящих?
Молчу.
Их трое. Обвожу их медленным взглядом: копья, холщовые сумки, недовольные лица, бегающие глаза с заклинившимся угрюмым выражением. Все трое разного возраста, разного роста. Одно общее — бороды густые. У одного длинная, по грудь; он-то и спрашивает меня. По голосу это тот самый, который всех дураками считает, и он же знает про Ходящих. Интересно, сейчас он уточняет или не верит? Хотя нет, неинтересно.