— Рада, что ты не забываешь ученических шуток, Мастер Сатс.
Это чудо набирает воздуха, чтобы продолжить бурную речь, но отвлекается, сбитая:
— Каких шуток?
О как! Слова запомнили, а историю уже забыли. Что они там на Первом сохраняют вообще?
Я могла бы ей рассказать про то глупое и страшное приключение двух природных врагов, но сверху раздается эхо гулких шагов.
Тянуться не надо. Чем-то острым, жадным, чем-то новым я чую — это не сторож, это не стражник. Это спускается к нам тот, кто уже много оборотов никуда не спускался.
Он возникает на границе света и словно бы стремится заполнить собой всю темницу. Кажется, что круги силы расходятся от него в ритме биения его сердца. Это тяжелое бух-бух-бух катится перед ним, доходит до нас с Сатс. Но мне уже знакомо, как начинает шуметь в ушах, а мой Мастер теряется, цепенеет и, распахнув рот, взирает со своей скамеечки на высокого могучего мужчину. На щеках ее зажигается румянец, а в зрачках заплясали еще два огонька от свечи.
Ай, плывет молодежь!
А ведь это он еще не в полном официальном виде. Сейчас нет огромного головного украшения, нет большого плаща, который, если на меня набросить, я не то чтобы пройти, вылезти из-под него не смогла бы без чужой помощи. Черная длинная рубаха натягивается при вдохах на его широкой груди. Большие сапоги с рыжими меховыми вставками по-хозяйски ступают на землю тюрьмы.
Рисунки на месте, но по тому, как опустились и помутнели белые завитки во внешних уголках глаз, догадываюсь, что это не татуировки, а нарисовано. Наверное, утром подведут, чтобы свежий взгляд…
Я смотрю ему прямо в лицо. Он не отводит от меня взгляда, хотя мог бы поинтересоваться, что за вторая из Ходящих.
А та-а!..
«Рот закрой!» — хлещу я коротко, и мой Мастер улавливает не мысль, но настроение. Медленно подтягивает челюсть и придает себе кое-какой солидный вид. Вроде даже успокоилась, поняв, что нам будет что предъявить, когда придет сотня котов.
— Не спится или нас хочешь постеречь? — интересуюсь я самым пустяковым тоном.
— Сейчас люди увидели дно у своих бочек и корзин, — отвечает он невозмутимо. — Они злы и напуганы и не слышат даже себя.
Киваю. Значит, все-таки мы тут застряли, и вскоре придется пробивать землю. С риском увязнуть, конечно, но на несколько ударов сил хватит. Иначе не выберемся, что бы там Сатс ни вещала про результат, и пусть даже от меня не будет в этом пробивании никакого толка. Никогда я не пробивала даже одного роста, всегда это делала Крин; ведь если в паре полукровка, то полному силы приходится тянуть за двоих.
— Плохие новости ты принес. Что, если я сейчас схвачу свою помощницу и…
Он делает шаг влево от выхода на лестницу и плечом упирается в толстый прут решетки:
— Я помню, что не стоит вынуждать Ходящих прокладывать путь. Они могут проложить его под корень.
— Ты помнишь больше, чем твой народ, — говорю я, чувствуя, что его слова гасят во мне раздражение, словно бы ведро воды на свечу вылили.
— Я больше храню, и в том тоже моя сила и власть. Какое бы решение я ни принял, ему подчинятся… Меня не станет — ничего не изменится… Всегда будут те, кто ищет сильных, кому можно довериться. Всегда сильные ищут тех, кто в них верит…
И когда я снова в плену этого обволакивающего голоса и готова одернуть себя — «Прикуси губу!», — он напоминает четче:
— Мы говорили о разведке.
— Разведке? — едва слышно встревает Сатс.
— Да, на трехсоттысячный, я же тебе говорила, — торопливо отзываюсь я, — осмотреться, понять.
— Но сейчас они не пропустят вас никуда. Даже если почтенный Тар сам возьмется проталкивать для вас дорогу локтями…
— …или коленями, — замечаю я.
Вождь роняет весомо:
— Я решил. Я отпускаю туда одну из вас.
— Одну? — охает Сатс.
И смотрит на меня с таким выражением на бледном лице, что я понимаю — она уже назначила остающуюся.
Не успеваю я повторить упрямо, что Ходящие всегда пара, как она прибавляет:
— Значит, одну. Я-то точно сгорю, а ты ведь уже ходила без Мастера.
Вот ведь трепло! Кто просил лезть! Врезать бы ей второй раз, пусть я и раскаялась за первый. Врезать бы так, чтобы рот распух и не открывался!
Черно-белые узоры вождя перекашиваются. «Даже так?» — осведомляется его изогнувшаяся правая бровь. Сам он выглядит серьезным, ни тени насмешки или негодования не промелькнуло на его резком лице. Но когда он начинает поворачиваться к моему Мастеру…
— Не хочу так, — вырывается у меня шепотом.