Увы, это на другом краю осколка. Глядя на травинку, с холодком в груди понимаю, какой осколок огромный и как мало у меня времени, чтобы…
Чтобы что? Чтобы его пересечь? Не льсти себе, Инэн. Даже если ты соберешь все свои силы, если откажешься от сна, отдашься только движению вперед, и то пешком ты будешь идти не меньше пяти поворотов. Да, в принципе это возможно. Мы с Крин такое когда-то провернули. Правда, потом нас тот таракан едва не затоптал, потому что мы по итогам могли только ползти. Но справились и вышли с осколка, рванув. Еще позже полный оборот отсиживались на Первом, восстанавливаясь по крупицам.
Сейчас у меня такого не выйдет.
А если еще раз понадеяться на везение?
Разворачиваюсь к озеру и внимательно смотрю на голубую полосу края, на ближайший угол. Что ты мне ответишь, если я попробую выйти и зайти снова?
Ладно, знаю я твои ответы. Сначала ты выплеснешь в переход вместе со мной озерную воду. Дорога тут же провиснет, а это значит, что ни удержаться на ней, ни подойти потом к осколку уже не получится. Меня просто сорвет, а дорога еще выпрямляться будет неизвестно сколько.
Перезайти с сухого угла?
Смотрю на рисунок и прочерчиваю на песке линию к первому углу без воды — он справа. До него еще добраться надо, что тоже займет поворот-другой. Да и потом: ну рискну я опять вслепую, ну выйду, ну зайду… А куда меня выкинет по новой? Снова в озеро, которое оттяпало тут два угла? Мне нужен или канал, или тот лесок. И нет ничего, что гарантировало бы мне удачу!
Нет, одна попытка стоила мне куртки, ботинок и едва не стоила жизни. На вторую мне уже нечего отдать. Вот собственные силы и буду пересчитывать, раз больше ничьих сил нет.
А точно ли нет больше ничьих сил?
Прищурившись, гляжу на поднявшуюся звезду. Светит. Горячая. Мощная. Она — на небе. Под небом — я.
Я — Основатель.
Я — золотой цвет на балахонах Старших.
Я — потомок тех, кто построил механизмы, пленяющие свет Малой.
Так что же, я не смогу от своей звезды силу взять?!
Поднимаюсь во весь рост, разворачиваю плечи. Потом вытягиваю вперед ладони, растопырив напрягшиеся пальцы. Проснувшаяся память или что-то, только что мной придуманное, соединяет мои руки, складывает их в треугольник, жадно нацеливает на звезду.
Ты! Дай, дай же!
Теплый свет льется на холмы, на берег, играет с озером, но я требовательна и хочу, чтобы все — мне. Весь свет — мне! Не буду делиться, мои ладони поймают все!
Дай же!!!
Позади становится холодней. Лучи искривляются, разделяются: одни, сбившись передо мной в клубок, жгут руки, другие еще просачиваются между пальцев, но им не убежать от моей разгулявшейся воли. Золотом подкрашивается воздух слева и справа. Свет смиренно подходит с боков и заворачивается. Обрастающее чужой энергией, тело мое будто становится больше, руки и ноги покалывает, в груди жарко-жарко.
Я закрываю глаза, отдаваясь во власть новой силы, вбирая ее, наполняясь так, что даже голова запрокидывается от удовольствия. Кажется, что я могу все — могу оторваться от поверхности, могу даже лечь на свет и прокатиться на нем над землей.
В конце концов, почему только пешком?
Опускаю руки, освобождая звезду. Лучи света разлетаются над берегом, скользят по воде озера — порыв ветра доносит до меня их облегчение.
Бросаю тело вперед и слетаю вприпрыжку с холма. Я готова кричать от переполняющей меня силы. От глубоких вдохов давит в груди, в голове звенит, ноги не чувствуют земли и травы, будто не касаются их горящими ступнями.
Очнуться не успеваю, как вихрем пересекаю равнину. Малая не бросает, она рядом, поддерживает, поднимаясь в зенит. Вокруг меня вращается золотой кокон.
Это свет! Эта сила! Я — это сила!
Восторг несет меня вперед и вперед, все быстрее и уверенней. Наспех замечаю брод через реку и в два длинных прыжка, нарушая законы гравитации, перемахиваю на другой берег, к подножью крутых холмов. И дальше, с легкостью! Вот уже перевал. И его — тоже прыжком.
Если бы только наши знали, как много — как безгранично много! — мы можем! Сколько радости было бы в каждом нашем деянии!
Нет в уроках на Первом ничего о том, почему потомков великих и сильных народов держат в плену скудных знаний и рутинной работы. Нет в Старших ничего, кроме намерения нас задавить и унизить, а любого поднявшегося — выбросить прочь. Нет сейчас ничего, кроме несущего меня света и ветра, что свистит в ушах от быстрого бега. Свет держит меня за плечи, греет спину. Ветер остужает разгоряченное лицо. Я едва успеваю отмечать ориентиры — мелькнула справа полуразрушенная каменная крепость, размытым пятном прокатилась красно-зеленая рощица. А мне — туда, через большую равнину, потом — правей, вдоль открывшейся взору низкой стены из круглых камней, и по намеченной дороге через вон те три оврага…