Ближе
Багровый полумрак осеннего леса. Вокруг ни души, только череда высоких стволов и холодный блеск ножа в руке моего непредсказуемого спутника. Отнюдь не самое радужное сочетание, но почему-то рядом со Стрельниковым я испытываю странное тепло и безмятежность. С ним комфортно идти вот так бок о бок и просто молчать, ни о чём ни думая. Шелест крон перекрывает неловкость, оставляя сознание таким же чистым как воздух, наполненный запахом прелой листвы.
Даже сам Дамир, то и дело придерживающий очередную ветку на моём пути выглядит абсолютно умиротворённым. Настолько спокойным, что я, наверное, впервые заговариваю свободно, без обычной, присущей нашему общению натянутости.
— Послушай, а тот последний гриб, блёклый такой, синеватый… Он точно съедобный?
— Эм-м… — усмехается он прокашливаясь. — А ты умеешь заполнять паузы неловкими вопросами.
— Ты ничего не смыслишь в грибах. Так ведь? — улыбаюсь, не сводя с него взгляда.
— Зато в них разбирается дед Анисим, — Стрельников опускает полное лукошко на пень, бросает сверху нож и расслабленно опирается спиной о ствол ближайшего дуба.
Мы просто стоим друг напротив друга и молчим. Глаза в глаза. Мыслей ноль, только буравящая борьба взглядов. О чём думает он, можно только догадываться, я же зачарованно смотрю, как под копьями по-мужски прямых ресниц ширится пронзительный плеск ультрамарина. Смотрю и понимаю, что не могу насмотреться. Так не принято таращиться на людей, особенно если этот человек противоположного пола и на километр вокруг только осины да дубы, но я действительно настолько цепляющих глаз никогда не видела.
— Тебе очень идёт этот цвет, — тихо отмечаю, переплетая между собой озябшие пальцы. — Именно этот — больше остальных.
— Тебе он тоже к лицу, — произносит Дамир серьёзно, хотя в лазури моей радужки таких насыщенных оттенков сроду не было. — Ты даже не представляешь насколько.
Едва ли я верно улавливаю реальный посыл его слов, но ощущение, будто мне только что исповедались в чём-то очень личном. Даже кончики ушей закололо.
Речь идёт не о цвете. Об эмоции, о душевном состоянии? О чём, чёрт возьми?!
Дамир едва заметно ведёт уголком губ, как если б я этой заминкой доказала сказанное. В горле пересыхает, реакцией нервной системы на сильное предельно неуместное волнение, которое подстёгивает срочно увести тему в нейтральное русло.
— Наверное, не очень удобно иметь глаза-хамелеоны? Настроение всегда как на ладони. Особенно когда находишься среди тех, кто хорошо тебя знает.
— А ты наблюдательная, — усмехается он, скользя задумчивым взглядом по моему лицу. — Наоборот, я никогда не солгу тем, кто мне настолько близок, что способен уловить суть этих перемен.
— И много их? — всё-таки спрашиваю, не справившись с царапнувшим изнутри интересом. Он вскидывает бровь уточняя. — Много настолько близких тебе людей?
— Всего двое, — негромкий голос смолкает на мгновение, необходимое для того, чтобы взвесить каждое последующее слово. — И ты обоих знаешь.
Между нами пару метров расстояния и бесконечность говорящей тишины, потому что я в этот момент совершенно точно осознаю, что тот, второй, не Алекс. Понять понимаю, а вот принять…
Дамир достаточно прямолинеен, чтобы не скрывать свой далеко не родственный интерес, а я довольно хорошо воспитана, чтобы не поощрять бессмысленный флирт. Тем более что притязания Стрельникова всё меньше на него походят, сворачивая в какие-то совсем уж нехорошие дебри.
Увела, называется, тему.
— Анисим ведь тебе никакой не дедушка? — предпринимаю ещё одну попытку вернуть разговор к изначальной непринуждённости и взволнованно прислоняюсь к соседнему дереву. Под его немигающим взглядом недолго вконец растеряться. Как-то это всё слишком… Просто слишком. — Алекс говорил, что у вас не осталось близкой родни.
О том, что Алекс и о родном-то брате не рассказывал решаю умолчать.
— Ничего удивительного, — колюче фыркает Дамир. — Брат всегда чётко разграничивал круг общения. Анисим был простым садовником. В те времена, когда дела нашей семьи ещё не знали упадка. Потом родителей за каких-то полгода не стало, карьера Алекса только начала идти в гору. Большой город — большие возможности. Я и сам неуверен, что окажись на его месте захотел бы хоронить мечту в этой глуши.
— А ты?
— А что я? — взвивается пепел в его переменчивых радужках.
— О чём мечтал? — уточняю тихо.
Стрельников принимается нервно петлять между соседних осин.