— Чего ты испугалась? — запрокидывает он мне голову. — Чернобога? Мары? Вия? Лихо одноглазого? — перечисляет жёстко, фиксируя пальцами скулы. — Любопытства? Его последствий? Меня? Разве я тебя хоть раз обидел? Разве не оберегаю, не забочусь?
Я избегаю смотреть ему в глаза, вымучено глотая всхлипы. Дамир говорит удивительно бесстрастно и спокойно, лишь неверные пальцы выдают бушующую в нём бурю.
— Покажи, что тебя сильнее всего здесь напугало.
Я только морщусь, отворачивая лицо.
— Неважно, — вдруг произносит он вкрадчивым не терпящим возражения тоном и снимает с гвоздя центральную маску. — Иди за мной. Устрою тебе обряд очищения.
Лучший
— Юния… — я замираю, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Дамир стоит на шаг впереди, перед дверью мастерской. Снова тиски его пальцев на моём плече. Стремительный рывок к себе. — Посмотри на меня.
Жмусь лбом к его рвано опадающей груди, вдыхаю въевшийся глубоко в душу запах. Уже хорошо. Уже немного легче. И всё же жутко. До сих пор неприятно. Его увлечения пугают меня, идут вразрез со сложившимся образом. Заботливый, чуткий, внимательный и… это.
Дамир держит крепко, но не удерживает — в любой момент развернись и уйди. Отрадная иллюзия не больше. Разве можно сбежать, когда он уже часть меня? Тёмная, неисследованная часть, с пороками куда более изощрёнными, чем способно постичь моё понимание. И я пытаюсь. Пытаюсь разбудить гордость, сопротивляться влечению, да толку? Он не успевает повторить, а голова уже покорно запрокидывается и воздух обжигает пересохшее нёбо. Я изнываю от желания не меньше, чем пару минут назад тряслась от страха.
— Я спрошу, а ты хорошо подумай… — его глаза прожигают меня. Снова тону в них, снова таю в колыбели заботливых рук. Он смотрит слишком громко. Слишком отчаянно, чтобы не слышать, какая сумасшедшая страсть ревёт за блеском радужек. — Ты доверяешь мне?
Вопрос, который ломает нас обоих, разбивая едва возникшую стену мнительности. Я нуждаюсь в нём. Тут никаких сомнений — лишь слепая надежда, что в будущем мне хватит сил принять его любым. А сейчас, купаясь в волнах чистого ультрамарина, я просто хочу достать беспросветного дна, и хоть ненадолго забыться в его пучине.
— Да, Дамир… я тебе доверяю, — несмело, провожу ладонями по напряжённым плечам, поглаживая плотную ткань пиджака. Тянусь к приоткрытым губам, но не достаю из-за разницы в росте. Он и не думает наклоняться, лишь неотрывно наблюдает за моими действиями. В твёрдой линии рта застыла строгость.
Выдохнув, хватаю его за ворот рубашки, стараясь то ли подтянуться, то ли притянуть. Жмусь всем телом, требуя примирения. Мы оба понимаем, что холод — напускное. Но тонкая вуаль власти, которую перетягивает на себя Дамир не злит, а опьяняет.
— Хорошо. Идём внутрь. Научу тебя смотреть в глаза своим страхам. Подмять их вслепую никому не под силу.
Мне ничего не остаётся, кроме как принять его правила, которые толком пока непонятны. Если хочу остаться, придётся довериться. Я отпускаю ситуацию вместе с плавным выдохом, вслед за которым уходит груз тревоги. От себя не сбежать. Да и не хочется.
Дамир в этот раз даже не притрагивается к выключателю. Сразу подходит к столу, откладывает маску у края, чиркает спичкой и зажигает свечи. Сегодня это всего три высокие толстые свечи. Бросает в мою сторону мимолётный взгляд, словно призванный убедиться в непоколебимости принятого мной решения, и плотно задёргивает шторы, оставляя закат внешнему миру. Из углов на слабый свет огня выползают мягкие тени.
В руке Дамира появляется складной нож. Уверенный взмах лезвия отсекает металлическую обойму с рабочей частью кисти от длинной деревянной ручки. Такая же участь постигает и вторую кисть похожей длины. Удовлетворённо осмотрев полученный результат, он подходит к огромному мольберту, отрывает узкий лоскут от накрывающей холст простыни, затем ещё один. Снова мимолётным взглядом ловит оттенки реакций на моём лице.
Замешательство, томление, интрига — выбирай любую, не ошибёшься.
Исчезнув ненадолго за ширмой, Дамир возвращается, утягивая за собой банкетку. Пристраивает её возле стола, достаёт пузырёк с прозрачной жидкостью и переливает его содержимое в высокую кружку. Выдвигает стул. Его Стрельников убирает подальше — к окну. В ноздри ударяет слабый запах спирта.
— Раздевайся, — лаконичная команда бьёт по рукам волной внезапной дрожи, из-за чего неверные пальцы едва не обрывают пуговицы на кофте. — Медленно.