Дамир вынимает из кружки пропитанный спиртом факел, обжимает ткань о внутренние края ёмкости. Один подносит к свече, второй просто зажимает между пальцами той же руки.
Воздух, отяжелев на секунду, вдруг стремительно липнет к коже. Даже дыхание на губах замирает, прерываясь неожиданным вздохом. Лопатки плотно вжимаются в велюр банкетки, когда Дамир невесомо проводит мне по животу проспиртованным факелом. Распахнув глаза, взволнованно смотрю ему в лицо, из последних сил стараясь сохранять неподвижность. Уверенное прикосновения руки даёт почувствовать, что всё под контролем. Кивнув, немного пьяно улыбаюсь. И в этот момент он легко ударяет вторым факелом, разливая языки голубого пламени по моей коже.
Внутренний жар лавиной проносится от макушки до пяток, концентрируясь пульсирующей точкой меж ног. Туман в голове сменяется ярким смогом. Чувства, тлевшие в ожидании худшего, взрываются, и от них нигде не спастись, никуда не скрыться. Остаётся только принять свои взбесившиеся ощущения и уповать на самообладание Дамира.
Страшно ли мне? Я уже не знаю. Но если это страх, то он самое пленительное чувство, которое может вспыхнуть между двумя людьми. Мне нравится убеждаться, что ожидаемая боль на деле кристально чистое наслаждение и даже заведомая угроза обгореть — не то, чем кажется на первый взгляд. Я, наконец, понимаю, для чего Дамир всё затеял. Он учит отпускать разум, концентрируясь на интуиции и внутреннем восприятии. Ведь первая с самого начала твердит, что ему можно верить, а опасность обостряет впечатлительность, превращаясь в самую изысканную ласку.
Ледяной мазок, бег огня по коже, мужская рука, стряхивающая пламя — бесконечный танец, поднимающийся от бёдер к полушариям груди. Даже с закрытыми глазами я чувствую его свет, ощущаю жар на шее и подбородке.
Эта сладкая пытка сводит с ума. От одних эмоций можно дойти до пика.
— Иди ко мне… — хочу разделить с ним остатки себя. Те, что съело синими языками… те, что не допило желанием.
Мгновение обрушившейся темноты подсказывает — факел погашен. Железная хватка приковывает мои запястья по бокам от бёдер. Где-то там на грани реальности скрипит банкетка под весом двух тел и он, наконец, коленом властно разводит мои ноги. Тугое скольжение глубоко внутри дотла сжигает потерявшую связь с реальностью меня. Я просто перестаю себя осознавать.
Тихие стоны оседают испариной на маске. Я улыбаюсь прямо в её жуткий оскал. Движения плавным ритмом размывают течение времени, уносят… уносят… покачивая наше ложе как плот на волнах. Но пульс учащается с неотвратимостью летящей пули. Дамир ускоряется. Его глубокие удары колотятся во мне вторым сердцем, заставляя крепче цепляться за напряжённые плечи. Отрывистость толчков оттесняет голову всё ближе к краю банкетки. Я стараюсь плотнее обвить его бёдра ногами. Без толку. Он будто пытается втереться мне в кожу. И то что недавно было пучком рассыпается тяжёлым каскадом волос до самого пола. Жёсткие ладони вовремя скользят под плечи, удерживая меня на ворсистой поверхности. И только убедившись в моём относительном удобстве, продолжает движение. Вбивается быстро, до конца. С настойчивостью, которая способна выбить из меня рассудок.
Дамир резок и жаден в своей потребности обладать. Даже металл в остовах банкетки стонет под мощью его натиска, а я всего лишь из крови и плоти. Во мне горит каждая мышца, как не горела кожа под зажжённым спиртом. И это уносит окончательно. Да, дико. Да пугающе, но ощущение его сведённых судорогой пальцев на моих бёдрах только усиливает подступающий оргазм.
— Ещё… — шепчу в дьявольский оскал маски. — ещё… ещё… ещё…
На каждый сокрушительный толчок: «ещё». На каждую оттяжку: «ещё», потому что с каждым движением непременно нужно больше. И так по нарастающей. До жжения на натёртых велюром ягодицах. До адской, распирающей изнутри наполненности. До оглушительного грохота двух сердец, будто затеявших спор кто дольше выдержит.
Первой всё-таки накрывает меня. Разрядка жёстко бьёт по телу, вырываясь ответным криком в леденящую гримасу маски. Страх вдруг взметается с прежней мощью, перетекая в такое пронзительное удовольствие, какое едва ли возможно при других обстоятельствах с обычным мужчиной. Дамир содрогается вместе со мной: пульсирует внутри изливаясь. Сотрясает таким напором, что душа под стон банкетки так и просится из тела.
— Люблю тебя.
Его заглушенное преградой из гипса признание смазывается сходящим помутнением. Меня хватает только на рассеянную улыбку и мутный взгляд из-под дрожащих ресниц. А ему, кажется, большего и не надо. Он накидывает на меня простыню и, взяв на руки, переносит в свою спальню.