Я снова молчу, содрогаясь от мысли, что верь, по-настоящему верь я Дамиру, он бы сейчас не лежал где-то рядом. Горячая кровь, стекая под спину, пропитывает ткань халата, заставляя её липнуть к коже. От этого накатывает муторное ощущение, будто тело погружается всё глубже в трясину, а за ним и разум накрывает топким безразличием. Хочется только побыстрее отмучиться, но Алекс всё никак не договорит.
Заткнись! — захлёбывается во мне скорбь. — Дай хоть проститься с ним по-человечески… Только монстра, надрезающего кожу с методичностью хирурга, эти мольбы совсем не интересуют.
— Кстати, я тебе изменял. Нечасто, знаешь ли, но от души, — продолжает он, вырезая роспись брата чуть ниже моего пупка. — Для любопытных я сейчас в гостинице, пялю свою безотказную зверушку. Если понадобится, мне есть кому обеспечить алиби. Но это лишнее. Ты ведь металась между мной и Дамиром. Который уже раз фигурировал в похожем деле. В припадке ревности брат совершил рецидив, а ты молодец. Пришибла его насмерть. Нет-нет, не переживай, я добью, если что, — быстро добавляет он и пережимает сильнее мою шею пятернёй, пресекая попытку вырваться. — Впрочем, ты потом потеряла фатально много крови. Ну хоть отомстила. Обещаю скорбеть на похоронах. Мне правда будет тебя не хватать, Юния, — остриё на миг замирает на моём запястье, царапает, пока без нажима. — Жаль, что всё так некрасиво вышло.
В ответ я его беззвучно проклинаю. И расширяю глаза, когда Алекс тут же, обмякнув, наваливается сверху. Однако в роли кары небесной над нами, пошатываясь, возвышается Дамир. Смотрю на него, на руку, сжимающую выроненный мною камень, и странная дрожь колотит тело всё сильнее — смех. Сухой надрывный смех сквозь слёзы.
— Ты как? — он ещё что-то спрашивает, отпихивая в сторону застонавшего брата, и принимаемся взволнованно осматривать моё тело.
В ушах так и продолжает звенеть собственный хохот. Я думала, последней каплей станет смерть, но ею стала радость снова слышать голос любимого человека.
Вокруг снуёт с десяток незнакомых людей. Звучат по кругу те же вопросы: мне, Дамиру, Алексу. В какой-то момент я начинаю эгоистично сожалеть, что порезы недостаточно глубокие. В машине скорой помощи должно быть на порядок тише.
— Почему ты не сказала, что он тебя изнасиловал? — тихо спрашивает Дамир, когда полицейская Лада вместе со скрученным Алексом исчезает вдали.
— А почему ты не признался, что якобы сделал с Элей? — шепчу пряча лицо на его груди и не веря, что после всего он всё ещё позволяет к себе прикасаться. — Причина та же. Я боялась потерять тебя. Думала, ты его за такое убьёшь. Потом… сама умудрилась убить нас обоих.
— Глупости. Мы делаем выбор всю свою жизнь. Каждый прожитый день. Сколько их, таких ошибочных, в сумме никто не сосчитает. Я хотел связать нас слепым доверием, и это тоже стало ошибкой. Давай просто быть честными: с собой, друг с другом. Если между нами осталась недосказанность, самое время поделиться.
— Я могла забеременеть, — прикрыв глаза, обхватываю Дамира руками за талию. — Не от тебя.
— Даже если так, ребёнок не виноват, — его ладони успокаивающе проскальзывают по спине, над накинутой Анисимом шалью. Макушку согревает тёплое дыхание. — Я буду оберегать вас до тех пор, пока буду дышать.