Очнись, упрямая! — рычит во мне ярость.
Позволь себе быть любимой, — шепчет страсть.
Давно противоречия так невыносимо не раздирали мне голову.
— Я провожу, — встаю из-за стола, в тот самый момент, когда электрический свет ярким всполохом смазывает интимность момента.
Она боится любви, а мне хватило пары часов, чтобы распознать это чувство. Его ошмётки во мне ещё роятся, осколками раскаянья, щепками скорби, не выжженные виной, не отшлифованные временем. Они жалят тоской зацепившейся за край памяти, колотят ознобом долгими ночами, чтобы с рассветом выплеснуться на белые листы багряными слезами. Девушка из прошлого носила другое имя, шептала другим голосом, но так же, как и Юния сияла. Я этот свет ни с чем другим не спутаю. Моя любовь всегда будет оттенка страсти, предательства и крови. Я законченный собственник, иначе не умею хоть вой, хоть кричи до хрипу. Своего не отдам ни брату, ни чёрту.
Юния первой выходит в открытую дверь впуская за собой холодный густой сквозняк. Я ёжусь, как если бы тот прорвался под рёбра. Месяц — так мало для того, чтобы добиться взаимности, и в то же время дня хватило, чтоб подписать себе приговор. Я болен женой родного брата.
Одиночество
Юния
Комната к моему возвращению не особо прогрелась, Збышек жеманно умывается напротив камина и не сходит оттуда даже на подхалимистый «кис-кис». Щурясь в полумраке, пытаюсь нашарить выключатель, но обнаружив его, передумываю. Ладонь покалывает от холода, пропитавшего побеленные стены, а мне жарко. Воздух, напоенный горечью хризантем, обжигает на выдохе невысказанным, недосказанным. Толкает к окну, проверить — ушёл ли?
А что, если даже нет? И, по-хорошему, зачем?..
Какое мне дело? Будто мало вопросов вызывает выдержанный Алекс, казалось бы, предсказуемый до последнего жеста. А тут ни много ни мало его отражение в безнадёжно кривом зеркале. Аж жуть берёт, стоит вспомнить, как меняют цвет глаза Дамира. Каждый новый под стать настроению. Чего стоит один только серый! Пустой и безжизненный. Зола. Пепелище. Что там под тем пеплом зарыто чёрт знает, да и тот, наверняка ногу сломит. О чём бы ни молчал Дамир мне не стоит туда лезть. Просто не нужно.
Не нужно… — кубарем вниз скатывается сердце.
Порывисто подхожу к окну, чтобы, прижав лоб к стеклу, вжать короткие ногти в дерево рамы.
…нужно, — таранит эхо глухими ударами рёбра.
Из щели между створок веет прохладой и сыростью, но вместо свежести я чувствую груз того что застряло между нами невысказанным. Груз того, что осталось им не услышанным. Я ведь собиралась попросить не смотреть больше так! Будто Алекс вдруг умер и я уже отходила положенный год траура. Но мы дошли до гостевого дома в гробовом молчании.
У двери Дамир сообщил, что натоплена баня. Туда я его и послала. Конечно же, мысленно, а вслух вместо того, чтобы с порога расставить все точки, тихо отказалась, пожелала спокойной ночи и юркнула за дверь. Теперь смотрю из темноты своей спальни на то, как он задумчиво курит на крыльце… смотрю… смотрю…
Зачем не пойму, а перестать не получается. Странный он, вот что. Правду Алекс сказал — не от мира сего. Всё непонятное волей-неволей манит разгадкой.
Вздохнув, закрываю глаза. Думаю о том, что хорошо бы смыть с себя муторность ушедшего дня, а когда открываю их на крыльце усадьбы уже ни души. Вот и хорошо. Отпустил меня, сам не зная.
В надежде отвлечься от навязчивых размышлений, стою под душем, подставляя упругим каплям то пылающее лицо, то ледяные ладони. Долго стою, пока сведённые усталостью мышцы, не расслабляются до нормального состояния. Стараюсь не думать о Стрельниковых. Ни об одном. Самое важное сейчас — просто выспаться, завтра на свежую голову попытаюсь взвешенно начать переосмысливать и отношения с мужем, и свои перспективы в целом. Сперва только верну эмоциям покой, а мыслям ясность. Отец учил никогда не рубить сгоряча, это правило глубоко въелось в подкорку мозга. Никаких поспешных выводов, никаких необдуманных действий. Только стопроцентная уверенность в каждом решении.
Вернувшись в спальню, начинаю распаковывать свой багаж. Одежду вешаю на плечики в шкаф, нижнее бельё складываю в старинный сундук. За шумом работающего фена, видимо, не слышу звонка, потому что, завершив сушить волосы, улавливаю короткий сигнал айфона, оповещающий о новом сообщении. Пропущенный от Алекса. Глубоко вдохнув, сама вызываю его номер.